В тени баньяна

Я пошла к верше. Внутри плетеного конуса в лужице, слишком маленькой для такой крупной рыбины, лежал сом. Почувствовав мое присутствие, он затрепыхался и широко раскрыл рот, словно звал на помощь. Потом затих, и только жабры его тяжело вздымались.

– Кажется, он умирает, – сказала я Поку, стоявшему у меня за спиной.

Он нахмурился, больше расстроившись из-за меня, чем из-за рыбы.

– Видишь ли… – начал он, однако не смог подобрать слова.

Слова были не нужны. Я понимала. Рыба – это еда. Я знала печальную правду. Знала, что будет потом. Сколько раз я наблюдала, как их убивают и потрошат, – на рынке, на нашей собственной кухне. Но сейчас я впервые увидела рыбу так близко к ее естественной среде. Кругом свобода, а сом заперт в этой ловушке. И я невольно подумала, что мы с ним похожи: меня тоже лишили всего, к чему я привыкла, держат в чужом, незнакомом месте, и, может быть, мой дом тоже где-то рядом.

Один большой прыжок – и ты снова в воде! Ну же! Прыгай!

Сом не слышал моих мысленных призывов. Вместо прыжка он потратит оставшиеся силы на то, чтобы как можно дольше цепляться за жизнь, лежа в этой лужице.

Я огляделась. Если бы только я могла увидеть за сплошной стеной леса мерцание Меконга. Порой нас, словно рыбешек, подхватывает какое-нибудь мощное течение… Папины слова потоком хлынули в мое сознание, и я вспомнила, как мы стояли с ним на балконе нашего дома в Манговой Обители и смотрели на реку, вспомнила его отчаяние и напряженный голос. Если бы только реки могли повернуться вспять и отнести меня к нему… Или его ко мне.

У меня снова перехватило дыхание, а на глаза навернулись жгучие слезы. Теперь это мой дом, моя жизнь и я не могу вечно оплакивать все, что потеряла. Я должна потратить оставшиеся силы на то, чтобы выжить здесь, стать не только коун тхор для Пока и Мае, но и коун неак срае – «ребенком рисовых полей».

Мы вернулись в хижину. Мама, вопреки моим ожиданиям, не переживала, что меня так долго не было. Она развешивала саронг на веревке, натянутой между двумя папайями рядом с тростниковой кабинкой. При виде меня она замерла с поднятыми руками и улыбнулась. Ее лицо, умытое, отдохнувшее, сияло молодостью и свежестью. Все проходит с дождем, подумала я. По крайнем мере, то, что оставляет нам тяжелый день. Мама вытащила из корзины с выстиранной одеждой мою рубашку и повесила ее рядом со своим саронгом.

Спеша оправдаться за свой неряшливый вид, я сказала, что мы с Поком исследовали окрестности. Я ждала, что Пок подтвердит мои слова, однако он уже карабкался на другую «влюбленную» пальму – за сладким соком. Утром, объяснил старик, собирают сладкий сок, а днем – кислый. Мама взглянула на мои босые ноги с землей между пальцами и налипшими травинками. В спешке покидая храм, мы потеряли мои ортопедические ботинки и сандалии. Я ничуть по ним не скучала. Мне нравилось кожей ощущать землю, к тому же босиком легче ходить по неровным поверхностям.

Мама слегка нахмурилась, а потом произнесла с улыбкой:

– Весело, наверное, было.

Я смотрела на нее, пораженная. Мало того что мама не стала ругать меня – к ней как будто вернулась прежняя радостная легкость.

Мама опустилась на одно колено и, взяв из корзины мокрую крому, начала вытирать мое лицо. Однажды я видела, как лошадь заботливо вылизывает жеребенка, и сейчас мамины прикосновения, мягкие и влажные, напомнили мне эту картину. Мама вытерла мне шею, приподняв лицо за подбородок. Мне вдруг нестерпимо захотелось обнять ее, физически ощутить ее присутствие, почувствовать, как бьются рядом наши сердца. Но я испугалась, что моя внезапная нежность вернет боль, которую смыл ночной дождь, и снова заставит маму страдать. И только сказала:

– Есть такие пиявки, игольчатые. Пок говорит, если не хочешь, чтобы они забрались под кожу, нужно ходить по рисовому полю в черной одежде – тогда они примут тебя за пиявку. А днем мы пойдем ловить угрей.

Мама кивнула и пригладила мои спутавшиеся волосы. Затем, взяв мое лицо в ладони, она заглянула мне в глаза и сказала:

– Это здорово – исследовать мир вокруг, но не увлекайся. Помни, кто ты.

Я рассердила ее? Расстроила?

Заметив мою растерянность, мама добавила:

– Знаешь, ты бы точно полюбила моего отца. Помнишь, я рассказывала, что он умер за год до твоего рождения? В монастыре, где провел последние годы своей жизни. Он всегда любил деревню и все, что с ней связано: рисовые поля, и землю, и пиявок.

Так мама пыталась объяснить мне, что Пок напоминает ей отца и она вовсе не против наших с ним вылазок.