В тени баньяна

Мы вернулись в хижину. Мае отложила метлу и, подняв полы саронга, присела на корточки у очага. Она сняла с огня кастрюлю с кашей и поленом подвинула горячие камни так, чтобы можно было подогреть кастрюлю побольше.

– Что вы будете готовить? – спросила я, сглатывая слюну в надежде, что Мае сделает рисовые пирожки.

– Выпарю пальмовый сок – сделаю сахар. – Мае закашлялась и замахала руками, отгоняя дым, клубами поваливший из очага, когда она положила туда сырое полено. – Помоги-ка мне, дитя. – Она показала на тлеющие угли. – Подуй хорошенько.

Я тоже села на корточки и принялась изо всех сил дуть на огонь, пока пламя не взметнулось над очагом, словно распустившийся лист. Мае перелила остатки пальмового сока из фляжки в большую, черную от сажи сковороду, и только я подумала, что она слишком велика для нескольких капель сока, – появился Пок. На каждом плече у него висело по нескольку фляжек. Он перелил сок в сковороду, до краев наполнив ее ароматным нектаром. Мае подбросила в огонь дров и водрузила на него сковороду.

Довольный утренним уловом, охваченный приятной усталостью, Пок не спеша опустился на бамбуковый настил, взял кусочек жевательного табака и начал рассказывать жене о нашей утренней вылазке, заняв не знающие покоя руки деревянной фигуркой теленка.

Глава 18

Мы прибыли в Стынгкхае в пору, которую Пок называл «плач муссона». Утром небо хныкало мелкой моросью, днем безутешно рыдало, рыдания переходили в жалобные всхлипы, которые продолжались до самого вечера, а иногда и ночи. Одни существа гибли в воде, как, например, скорпионы, другие, как лягушки и жабы, наоборот, плодились. Их кваканье и скрипы разносились по округе, сливаясь в невообразимую какофонию, а все пруды и лужи покрывала студенистая пленка из икринок. Природа как будто не делала различий между рождением и смертью – праздновала одно и тут же оплакивала другое.

Подобно тому, как дожди меняли пейзаж, пыл Революции менял жизнь в деревне, словно движущие силы этих двух явлений сговорились действовать сообща. Вскоре после нашего приезда часть Стынгкхае и почти вся низина вокруг оказались затопленными, и там, где когда-то была земная твердь, теперь разлилось озеро, постоянно менявшее свой облик. Однажды на нем за ночь появились водные гиацинты, неожиданно, как острова в архипелаге, – будто природа в порыве вдохновения разрисовала ими водную гладь. Несколько дней они неспешно скользили по поверхности озера, привлекая птиц, – те садились на твердые, упругие листья или пили нектар из похожих на маленькие мешочки цветов. Потом пришла гроза – точно какой-то бог, которому наскучили гиацинты, жесткой метлой вымел из озера плавучие острова, заменив их волнистым ковром из лотосов. Отцветая, белые и розовые лотосы оставляли после себя зеленые коробочки с семенами.

Мы с Поком плавали по озеру на пальмовой лодке-долбленке, и пока он ловил креветок и мелких рыбешек, я собирала коробочки лотоса. Я обрывала стебли, опуская руку в воду по самое плечо, чтобы они дольше удерживали влагу и не увядали до нашего возвращения домой, а возвращались мы обычно к обеду. Иногда мы проводили на озере целый день, обедали рисом и креветками, маринованными в соке папайи, которые Мае давала нам с собой, а если голод просыпался вновь, ели свежие семена лотоса. Мы молча плавали среди цветущих и отцветших лотосов, словно во сне. На случай, если нам вдруг становилось скучно или просто хотелось всколыхнуть тишину, у нас был ритуал: я разламывала коробочку с семенами и, взяв пустую скорлупку, с громким хлопком разбивала ее о лоб – Пок, очнувшись от мечтательного забытья, медленно поворачивался и, увидев красное пятно у меня на лбу, делал то же самое. И мы снова погружались в молчание, две заблудшие души, вполне довольные своим одиночеством.

Однажды, когда шел мелкий дождь, мы с Поком, замечтавшись, потеряли счет времени. Вернулись домой уже в сумерках насквозь промокшие и продрогшие, но зато наша лодка была полна коробочек лотоса, а рыбешек и креветок мы поймали столько, что хватило бы на несколько дней. Мае была вне себя от радости, что мы принесли такой щедрый улов, и от волнения, что нас так долго не было.

– Всемогущий Будда, я уж подумала, вас унесло океанскими волнами!

Пок и я весело переглянулись – кто бы сомневался, что в представлении Мае с нами приключилось нечто ужасное. На самом деле в ее словах была доля правды: с нашего пригорка вода вокруг казалась похожей на соединенные между собой морские заливы. Что до мамы, она со спокойной душой доверяла меня Поку. Он даже научил меня плавать. Пока получалось не слишком хорошо, но я хотя бы держалась на воде.

Половодье принесло в Стынгкхае изобилие и нужду одновременно. Вода кишела рыбами, крабами, раками и еще множеством невиданных существ, а воздух – сверчками, излюбленным лакомством местных жителей. Часто добыча сама шла к нам в сети и ловушки, и то, что мы не успевали съесть в тот же день, Мае мариновала и запасала впрок.