Тюркские религиозные верования и ритуалы отличались сложностью. Рядовые тюрки проводили ритуалы (например жертвоприношения предкам) прямо дома, не обращаясь к шаманам. Последних вызывали только в чрезвычайных ситуациях – таких как эпидемии, поражавшие людей и животных, когда возникала необходимость в способности шамана воззвать к миру духов и умилостивить его. Правители Ашина (каганы) обращались к шаманам чаще – прежде всего потому, что верили в их способность предсказывать будущее, а следовательно, советовались с ними по военным и политическим вопросам. Но каганы Ашина и шаманы также в некоторой степени конкурировали за религиозное лидерство. Каганы называли себя земными представителями бога неба Тенгри или богини плодородия Умай. Когда правитель как верховный жрец имперского культа приносил ежегодные жертвы Тенгри на священной горе Отюкен в Монголии, шаманы (а также женщины и дети) в церемонии не участвовали. Буддизм проложил дорогу ко многим подданным Ашины, но нажил себе врагов среди элиты из-за пацифистских принципов и поддержки монашества. Если рассматривать долгий период, тюркских воинов-кочевников всегда в большей степени привлекал ислам, который призывал к Священной войне и проповедовал уважение к исламским воинам (гази), исполнявшим свой религиозный долг распространять по свету истинную веру13.
В политической истории Тюркского каганата прослеживаются мотивы, характерные для всего степного мира. Огромная империя возникла практически в одночасье. Недолгое время тюрки господствовали во всей Северной Евразии, от Крыма до Маньчжурии. Например, в 626–630 годах их вмешательство в персидско-византийскую войну сыграло ключевую роль в победе императора Ираклия. Как и их предшественники кушане, тюрки заключали союзы с местными (в основном согдийскими) торговыми сообществами и делали все возможное для стимулирования торговли на дальние расстояния. Но из-за огромного размера государства и низкой плотности воинственного населения удержать эту империю оказалось весьма непросто. В отсутствие унаследованной государственной бюрократической системы принцы из рода Ашина играли роль наместников в отдельных регионах. Это неизбежно приводило к формированию независимых наследственных княжеств. С самого своего возникновения империя была разделена между двумя братьями (Бумыном и Истеми) на Восточный и Западный каганаты. Хотя восточный каган изначально считался старшим из правителей и возглавлял царский род, такая структура просуществовала не более двух поколений. Как всегда, главной причиной нестабильности стала борьба за престолонаследие в Восточном и Западном каганатах. Правил передачи власти так и не сформировалось – главным образом потому, что империя считалась общим имением всего царского рода. В ту эпоху в том регионе никто не имел представления о государстве как совокупности органов публичной власти и институтов, которая могла существовать отдельно от правящей династии. Когда династия гибла из-за постоянной борьбы за престолонаследие, вместе с ней гибла и империя.
Расцвет и упадок степных империй обычно был связан с укреплением и ослаблением власти в Китае. Когда в середине VI века возник Тюркский каганат, Китай был раздроблен. Каганы Ашина собирали огромную дань с враждующих царств на севере Китая. После объединения Китая под властью династии Суй, а затем династии Тан власть тюрков ослабела. Восточный Тюркский каганат был уничтожен в 629–630 годах, когда состоялось прекрасно спланированное вторжение императора Тай-цзуна из династии Тан, стада кочевников не пережили нетипично снежную зиму, а кочевые элиты разозлились из-за того, что каган считался с интересами его согдийских подданных. В 630–679 годах тюрки фактически пребывали под властью режима Тан. Эта власть основывалась на военной мощи, но ее эффективность усиливалась симпатией части тюркской элиты к китайской высокой культуре и китайскому образу жизни. В 670-х годах, когда с запада Тан угрожали тибетцы, тюрки воспользовались возможностью вернуть себе независимость, которую сохраняли до 745 года. Каганы и их советники в так называемом Втором тюркском каганате часто предостерегали население от соблазнов китайской оседлой культуры. Утверждалось, что, лишившись мобильности и воинских навыков своих кочевых предков, тюрки не могли и надеяться выстоять в столкновении с гораздо более многочисленными китайцами. Обосновавшись в городах и закрепившись в храмах, тюрки оказались бы беззащитными перед китайскими захватчиками, “кроме того, учения буддийских и даосских храмов лишь делают людей мягкими и покорными”14. Ибн Хальдун согласился бы с этими предостережениями. Но в конце концов притяжение китайской культуры оказалось слишком сильно, к тому же Второй тюркский каганат вскоре погряз в борьбе за престолонаследие, которая подорвала его мощь и единство.