В тени богов. Императоры в мировой истории

Несомненно, сложно представить, чтобы Леопольд (и многие другие монархи) наломал таких дров, как Людовик XVI в 1789 году. В период кризиса правитель должен быть тверд, уверен и последователен. Принимать решения нужно быстро, под огромным давлением и на основе ненадежных данных. Возможно, свою роль сыграло и то, что Людовик XVI был наименее воинственным из всех Бурбонов. В 1789 году он беспомощно барахтался, не в силах принимать решения сам, но препятствуя любому, кто готов был решительно действовать от его лица. Когда в мае 1789 года состоялось заседание Генеральных штатов, королю следовало взять на себя руководство программой преобразований. Он, однако, остался безучастным, передал инициативу депутатам и позволил трениям между знатью и третьим сословием выйти из-под контроля. В июне после долгих колебаний между реформистами и сторонниками аристократии он занял консервативную позицию. Войска начали стекаться к Парижу. Отставка влиятельного министра финансов Жака Неккера стала поводом к штурму Бастилии, после чего правительство потеряло контроль над ситуацией в столице. Колоссальная популярность Неккера вполне позволяла предсказать такой взрыв негодования. Что характерно, он был отправлен в отставку до того, как большинство частей успело прибыть в Париж. Возможно, это было сделано специально, чтобы загнать короля в угол, поскольку в обществе возникали сомнения в том, что он так и будет придерживаться избранного консервативного курса. Один из самых интересных современных специалистов по истории императорского Китая пишет, что “в моменты кризиса, когда решения необходимо принимать быстро и твердо, многие императоры оказывались совершенно несостоятельными, метались между соперничающими придворными фракциями, действовали беспорядочно и сами приближали гибель династии”. Это точно описывает, какую роль Людовик XVI сыграл в развитии Великой французской революции³⁶.

Революция забрала суверенную власть у монарха, благословенного историей и Богом, и отдала ее народу. Она определила нацию как народ в коллективной политической форме. В революционной идеологии нация приобрела земную святость, хотя связанная с ней риторика и имела религиозный подтекст. На протяжении тысячелетий наследственная сакральная монархия была самой надежной и успешной формой государственного устройства на земле. В Европе XVIII века ее господство было так неоспоримо, что могло восприниматься как должное. После 1789 года ситуация изменилась навсегда. Идеологическая борьба стала ключевым вопросом политики. Консерваторы пытались побороть революционные идеи, не только формулируя контрреволюционные политические принципы, но и подтверждая роль ритуала, зрелища и таинства в легитимизации и популяризации монархии. Монархия XIX века отвергала просвещенную модель правления, воплощенную в фигурах Фридриха II и Иосифа II.

Если принцип суверенитета нации был опасен для всех наследственных монархий, то особенную угрозу он представлял для императоров, которые обычно правили многими народами. Если бы каждый из этих народов вступил в свои права как суверенная нация, это обрекло бы не только монархию, но и саму империю на гибель. Поскольку народ теперь был носителем суверенитета, огромное значение приобрело разделение на “своих” и “чужих”. В мире, состоящем по большей части из империй и многонациональных государств, вполне мог разразиться хаос. В последние десятилетия XIX века европейские правители осознали эту угрозу. В 1890-х годах Федор Мартенс, профессор муждународного права и непременный член Совета МИД Российской империи, написал, что принцип национализма – иными словами, того, что у каждого народа должно быть свое государство, – посеет хаос в Восточной Европе, где господствуют империи. Он был прав. Две мировые войны, геноцид и этническая чистка превратили этот регион в нечто напоминающее западноевропейскую модель системы национальных государств³⁷.