Самой-то Екатерине Алексеевне было не до того. На сносях ходила... А на роль-то регентши еще при канцлере графе Бестужеве целила. При дворе говорили, что второго апреля она втайне разрешилась от бремени и жила в Петергофе, куда к ней наш племяш, Гришка Орлов, – полюбовником езживал...
Сей затянувшийся амур сильно заботил Никиту Ивановича Панина. Он и от конфидентов не скрывал своего беспокойства: дескать, ненадежная больно публика Орловы. Но его никто не слушал. Буйные братья – все четверо, в столичной гвардии – главная пружина.
Тут, чего говорить: про смелость и силу богатырскую сродников наших, сам, поди, знаешь. И что к баловству все сызмальства привержены. В столице ни одного кутежа, ни единой попойки с дракой не было, где бы не поминали Орловых. Самый непутевый – Гришка, хотя сердце доброе. При Цорндорфе, он трижды раненый, с поля битвы не ушел. Сие геройство и положило начало его знаменитости. Другие братья тоже ему в смелости не уступают. Коротко говорить – задиристая семейка пользовалась наивеличайшим авторитетом в столичном войске...
Алексей Федорович помолчал, налил чарку, выпил и спросил брата:
– Ты помнишь ли викторию при Кунерсдорфе?
– Как не помнить? Я тогда при его сиятельстве графе Александре Борисовиче состоял.
– Тогда не при тебе ли наши-то казачишки Фридрихова флигель-адъютанта графа Шверина в полон взяли?
Степан Федорович нахмурился. По-видимому, воспоминание было не из приятных.
– Ну?.. Я в том набеге отрядом командовал.
– Ты?.. А далее чего было?
Видно, не хотелось воспоминаний Степану Федоровичу и он тоже потянулся за штофом.
– Да чего, чего? Ты и сам, чай, все знаешь, чего поминать...
– Нет уж, начал, так давай...
– Его сиятельство сей знатный трофей в Петербург отправить желал. Меня в конвой назначил. А потом... Потом переменил. Погоди, да не Гришка ли вместо меня в конвой-то пошел?..
– Ну! Теперь смекаешь? Не потому ли у тебя и служба-то при Петре Федоровиче, царство ему небесное, не задалась в столице? Ты графа прусского в полон взял. Обиду нанес. А он императору – первый друг. Григорий же его к императору доставил. Вроде как бы из плена вывел...
– Ну ты, Алешка, мудер! На три сажени скрозь землю видишь. Мне бы ни в жисть не догадаться, чего он мне тогда... А!.. – Перебил он себя, не желая дальнейших воспоминаний. – Ладно, что было, то было, пошел он в жопу... Давай-ко наливай лутче, да сказывай далее, больно баишь занятно.
– А чо рассказывать? Гришка, сам знаешь, – молодец справный. Думаю, глянулся Ее императорскому высочеству Катерине Алексеевне. Опять же историю восшествия на престол покойной государыни Елисаветы Первой она помнила. Чаю, что в мечтах мнила стать Екатериной Второй. Смекнула, должно, и о той пользе, котору могут принесть ей люди орловского пошиба... А как государыня Елисавета Петровна преставилась, Господь упокой ее душу, кто на престол взошел, сам знаешь... Мундир-то, небось, новый пошить изволил, а?..
Анна с Марией, сидевшие в уголке, прыснули в кулачки. Степан Федорович закричал:
– Цыть, дуры! Брысь отседова, счас спать погоню... – Мария вскочила и выбежала из столовой. Анна осталась. – Мундир – не мундир, не в ём суть, ты дело говори...
– Ну, так все было али иначе, только растворила она двери будуара свово именно Григорью. А уж тот постарался. Ввел и остальных братьёв в число близких...
– Погоди, Алексей, а как они переворот-то учинили, кто там главным-то был из них?
– ...Самый сильный да буйный из братьев из Орловых – Алешка. Он и драк всех заводила. Но он не токмо самый сильный, но, пожалуй, и самый умный. Когда Гришка попал в случай, он на людях всегда ему уступать стал. Федька во всем тянется за старшими братьями. А как те решили партию из гвардейской молодежи для государыни сколотить, то и он много чего сделал. Младшего, Володьку, они берегли. Ему лет, осьмнадцать есть ли? Ну, а Иван – старший из всех, тот поспокойнее.
Постепенно все больше людей завлекались в заговор, и сохранять тайну стало трудно. Никита Иванович Панин осторожничал, да его не слушали. Все были в азарте. Как же, казалось – все сделано: программа революции составлена, роли распределены, регентство Катерины обговорено...
В конце июня император с приближенными уехал в Ораниенбаум, и там ему доложили, что-де мол некий пьяный гвардейский офицер Пассек болтает о перевороте с целью лишить его короны, как о решенном деле. Петр Федорович не раз слышал о заговоре. Первые донесения уже через месяц после коронации поступать стали. Но государь относился к таким известиям легкомысленно. Бывало, вспыхнет на минуту, но уже на другую забудет. Однако на сей раз его уговорили что-то предпринять... Баили, указ он написал: всех известных заговорщиков под арест. И супругу свою, государыню, стало быть, туда же. Еще и чернила подписи не просохли, а об том стало известно в столице...