Снова Юзек оступился и рухнул в снег. Мы стояли, отупевшие, бесчувственные, глядя, как Джепа, словно самая заботливая нянька, приводил в порядок одежду Юзека, вытаптывая ступеньки, помогал ему подняться, негромко подбадривал его:
— Sahb, come on!.. Come on! One hour and camp, sahb... Finish! (Саиб, пошли!.. Пошли! Еще час — и лагерь, саиб... Конец!)
Измученный зноем и жаждой, я предложил Весеку: мы выйдем вперед, проложим дорогу, а в лагере позаботимся о том, чтобы организовать питье для всех. Мы сказали об этом Вальдеку, он согласился, и мы начали снизу опережать эскорт. Но кажется, наши коллеги ожидали от нас совсем иного, потому что мне запомнилось едкое замечание Рубинека:
— Лучше было бы, если б молодежь шла рядом с шерпами, подстраховывая Юзека.
Я слишком отупел, чтобы объяснять, почему мы их обгоняем, но Весека это задело, и он тотчас осадил Збышека.
Едва различимые следы служили нам путеводной нитью в тумане. Мы проваливались по бедра, мечтая о лагере и хотя бы о капле воды, понося солнце и зной, которые лишали нас последних сил. Наконец начался незначительный спуск вниз. В тумане замаячили темные пятна: может, это палатки?
— Хоп! Хоп! Ма-а-рек! — крикнули мы раз, другой.
Через минуту раздался ответный приглушенный оклик, пятна приобрели очертания палаток.
— Пить! Пить! — рычал я как безумный. Этим единственным словом я проще всего мог выразить нашу муку.
Мы дошли до «турни» и тяжело рухнули на мешки.
— Ребята! Я уже поставил воду! Сейчас организуем что-нибудь попить.
Из палатки выкарабкался Рогаль.
— Марек... приготовь побольше жидкости... возьми Вангчу и следуйте... по нашим следам к ребятам. Они умирают от жажды.
Час спустя мы сидели возле «турни», утолив жажду, но по-прежнему без сил, еще не придя в себя, а Рогаль и Вангчу направились вверх, неся в руках большую кастрюлю с чаем. Термос оказался разбитым.
Повалил снег — первый предвестник муссона? Белые влажные хлопья оседали на рубашках, охлаждая воспаленные лица. На слабо различимом склоне возникли темные фигуры. Приближаются!
Мы с Весеком решили сегодня же спуститься ниже. Петр и Вальдек не возражали. Нас оказалось здесь одиннадцать человек, а в «четверке» только три «турни». На всех места для ночлега не хватит.
Петр:
«Я добрел до «четверки» совершенно обессиленный. Вчера я проложил, пожалуй, две трети пути на террасе. Когда мы еще поднимались, снег был твердым, но, спускаясь, стали утопать по колено.
Включался в прокладку пути в меру сил и Доктор, потом я пытался привлечь к этому шерпа, но он не смог идти ведущим... Да, это был тот максимум усилий, на какой мы были способны без еды и капли влаги. Мы сомневались уже, дойдем ли до вас, но не могло быть и речи о том, чтобы отступить..
Я чувствовал смертельную усталость, точно так же как после броска к «четверке». Из лагеря уходили вниз четыре человека, я же рассчитывал, что уйдут только двое. Но раз у вас не было сил, пришлось дать согласие.
Меня несколько беспокоило, что мы остаемся одни. Я не знал, что может наступить завтра. Хватит ли кислорода? Сможем ли мы спустить Юзека ниже, сбавив ему этот километр высоты? Выдержит ли Вальдек такую нагрузку?
Вершина уже взята. И вопрос о ней больше меня не волновал, была только тревога, как пройдет завтрашний спуск. Не было ни обид, ни претензий в отношении действий отдельных людей... Все это появилось позже».
Да, нет смысла скрывать, сегодня мы еще могли сделать попытку спуститься на ледник, но хватит ли у нас на это сил? Мы мечтали лишь об одном: как можно быстрее попасть в базовый лагерь, попасть любой ценой.
Юзек сидел, тяжело дыша, на рюкзаке, вокруг кружили все более густые снежинки. Он не обращал на них внимания.
— Держись, старик! Надеюсь, ты справишься!
— Справлюсь, чёрт подери! Если б не нога... Жжет как огнем...