В тени королевы

Ей хочется закричать на него, напомнить, что и он сторонник новой веры, упрекнуть в трусости, но Левина сдерживает себя. Нет смысла кричать на мужа. Он любит ее, предан своей вере – просто напуган. Как странно: он, мужчина и стражник по профессии, боится сильнее жены.

– Я люблю тебя, Георг! – шепчет она.

Он не отвечает; и в первый раз Левина спрашивает себя, что станет с ними, если его любовь к ней иссякнет? От этой мысли в сердце словно распахивается черная дыра.

– И что теперь делать с Маркусом?

– Не знаю, Георг.

– Видимо, надо, чтобы он продолжал ухаживать за девушкой.

– Мы ведь можем что-то сообщать Берну. Что-нибудь совершенно невинное, просто чтобы потянуть время. А потом, может быть…

Но она не знает, что потом. Не знает, как обезопасить сына.

Распахивается дверь; словно услышав свое имя, в дом влетает Маркус. Челюсти сжаты то ли от гнева, то ли от горя; пробормотав приветствие, он проносится мимо родителей и хочет бежать к себе наверх, однако отец останавливает его, положив руку на плечо.

– Маркус, что такое?

В ответ тот просто трясет головой. Левина видит: он боится разрыдаться, если скажет хоть слово. Сына она знает, как себя – знает все изгибы его души; ей вспоминается, как малышом, упав и разбив коленку, он так же прикусывал дрожащую губу и тряс головой, изо всех сил стараясь не разреветься. Левина знает: в такие моменты лучше не бросаться к нему с утешениями. Но Георг уже взял сына за плечи.

– Что стряслось?

– Если вам так важно, – выплевывает Маркус, – она уехала.

– Та девушка? – спрашивает Георг.

– Нет, не «та девушка» – Элис, отец, ее зовут Элис; и она уехала – все Кэрраты бежали! Бог знает куда – она мне не написала! – Он уже кричит; слезы взяли над ним верх и катятся по щекам.

Георг обменивается взглядом с Левиной, словно спрашивая: что же дальше? Маркус вырывается из отцовских рук и бежит вверх по лестнице, обронив по дороге скомканный клочок бумаги. Левина поднимает его, разворачивает, подносит ближе к свету. Это письмо от Элис Кэррат, и сказано в нем то, что и пересказал Маркус: вся ее семья покидает родные места. У Левины сжимается сердце за сына: каково ему переживать крушение своей первой любви?

– Что там? – спрашивает Георг.

– Нам вышла отсрочка, – отвечает она, протянув ему письмо. – Отнеси его Берну. Только не сразу – дадим им возможность уехать подальше, прежде чем Боннер отправит за ними своих ищеек. – Георг кивает и поднимает глаза к стропилам, словно молчаливо признавая в происшедшем руку Божью. – Так Кэрраты будут в безопасности, – добавляет Левина, – а Теерлинки докажут свою верность и послушание. – Но она понимает: пройдет немного времени, и Георг снова заговорит об отъезде.

С улицы доносится какой-то шум, людские крики; выглянув в окно, Левина видит, что на углу стремительно собирается толпа.

– Боже правый, неужто опять кого-то жгут? – говорит она.

– Я недавно проходил по рынку, – замечает Георг, тоже подойдя к окну. – Костра там не было, и люди ни о чем таком не говорили.

Муж обнимает ее; Левина кладет голову ему на плечо и закрывает глаза, пытаясь хоть на миг отгородиться от мира.

– Схожу узнаю, что там творится, – говорит Георг, но не трогается с места; оба стремятся продлить этот миг близости, дающий хотя бы иллюзорное чувство безопасности и покоя.

– Я пойду с тобой, – говорит Левина.

– А Маркус?

– Оставим его. Пусть поплачет спокойно.

Супруги идут к дверям. Левина протягивает руку, но Георг не берет ее под руку. Вместе выходят в морозный январский вечер. На улице, как на полотнах Брейгеля, полно людей, и все спешат к Смитфилду узнать, что вызвало общее волнение. В одном месте лежит на боку брошенная и опрокинутая телега; мимо нее толпе приходится просачиваться, словно сквозь бутылочное горлышко. Начинается толкотня; мужчины сажают маленьких детей к себе на плечи, чтобы их не затоптали, ребята постарше вывинчиваются из толпы, с кошачьей ловкостью взбираются на заборы и невысокие крыши. Георг и Левина идут вместе с толпой, и Герой не отходит от них ни на шаг. Наконец человеческий поток выплескивает их на рыночную площадь, где глашатай, взобравшись на ящики с товарами, что-то кричит толпе.

– Что он говорит? – спрашивает Левина какую-то кумушку рядом.

– Французы взяли Кале!

– Нет! – восклицает художница, прижав руку ко рту.