В тени королевы

Люди в толпе передают друг другу страшную весть; а у нее встают перед глазами юноши, почти мальчики, которых она привыкла видеть за воинскими упражнениями на арене для турниров. Теперь это уже не игра: их безбородые лица искажены болью, тела страшно изувечены. А что будет с их матерями? Страшно представить, каково потерять сына на чужой, бесплодной войне. Это война Филиппа, Англии она не нужна – но из-за него Кале, последний клочок английской земли на Континенте, с таким трудом завоеванный, теперь достался французам. Толпа бурлит. Кто-то сует Левине в руку листок бумаги – памфлет. Злая карикатура на королеву, изможденную и безобразную, и под ней слова: «…любительница иноземцев, злейшая губительница своих подданных, злая мачеха для них и для нашей матери Англии».

Волнение в толпе нарастает. Несколько парней с грохотом опрокидывают телегу с товарами. Кто-то взбирается на нее, гневно кричит, потрясая кулаками, – и толпа откликается рокотом, словно бурное море. Толкают и напирают со всех сторон. Муж Левины крепко сжимает плечо супруги.

– Идем, – говорит он. – Лучше убраться отсюда.

Кэтрин Уайтхолл, март 1558

Незабудка чирикает и шуршит чем-то на дне своей клетки. Руки у меня посинели от холода; я сцепляю их и подношу ко рту, стараясь отогреть дыханием. Погода на редкость холодная для марта, и за окном снова белая пелена метели. Даже птицы сейчас не отваживаются вылетать из гнезд – боятся замерзнуть на лету. Так говорит Джуно[30]. Леди Джейн Сеймур (или Джуно – так все ее зовут, поскольку при дворе каждая вторая – Джейн) прибыла ко двору год назад – и хвала Небесам за нее; ведь с кузиной Маргарет стало совсем невозможно разговаривать, а Джейн Дормер королева почти не отпускает от себя. К тому же Джейн скоро выйдет за Фериа, станет испанской графиней, а потом и вовсе уедет из Англии. Из них получится прекрасная пара: ведь Джейн – истинная католичка. Совсем не как Джуно или я: нам-то, сказать по правде, наплевать, есть чистилище или нет его, превращается гостия на мессе в плоть Христову или остается простым хлебом. А о том, что будет после смерти, мы стараемся вовсе не думать. Еще успеем, когда состаримся, – а пока у нас хватает других забот!

Меня с Джуно часто путают. Однако всякий, кто приглядится повнимательнее, заметит, что сходство между нами лишь поверхностное, в росте и цвете волос. У меня глаза светло-голубые, а у нее темнее; у меня лицо сердечком, а у Джуны овальное; у нее губы имеют форму лука, а у меня больше похожи на бутон. Хотя в последний год мы столько времени провели вместе, что переняли друг у дружки любимые словечки, манеры, ужимки – и в самом деле стали очень похожи. Теперь у нас есть все преимущества близнецов: привлекаем внимание мужчин, можем оказываться в двух местах сразу или разыгрывать людей, выдавая себя друг за друга, – но, в отличие от настоящих близнецов, нам не приходится всем делиться, и каждая из нас остается сама собой.

Королева, у которой портится зрение, плохо нас различает. Иногда мы меняемся платьями и устраиваем путаницу: старая зануда Сьюзен Кларенсьё негодует – а мы и рады! Джуно – единственный мой лучик света в этом кошмарном месте, где все ходят на цыпочках вокруг королевы и перешептываются о том, кто же унаследует корону. Никто не осмеливается заговорить вслух – опасаются ее расстроить, хотя, по-моему, куда уж сильнее расстраиваться? А еще она считает, что снова беременна, однако теперь в это не верит никто, кроме нее самой.

Некоторые говорят, наследницей стану я, но чаще называют Елизавету. Иногда воображаю себе, каково быть королевой. На первый взгляд кажется, что неплохо: наряды, драгоценности, роскошные покои, мужчины, что с тебя глаз не сводят… Но даже я не такая дурочка, чтобы не понимать: это вовсе не развлечение. Стоит взглянуть на нынешнюю королеву: корона ее раздавила, почти уничтожила. И потом, есть еще одно – то, о чем я стараюсь не думать: эта мысль слишком огромна и слишком мрачна, чтобы ужиться со всеми прочими. Мысль о сестрице Джейн. К тому же королева подозревает меня в неверии. Знаю точно: на мессе она всякий раз сверлит меня глазами так, словно поймать и уличить еретичку среди фрейлин ей важнее, чем помолиться самой. Если бы она могла заглянуть мне в голову, меня бы тут же сожгли. В любом случае на роль королевы Елизавета подходит гораздо лучше. Она скоро возвращается ко двору, и maman советует мне восстановить с ней дружбу – но, боюсь, это будет нелегкая задача.