В тени кукловода

– Твоя ирония неуместна. – Тицион неодобрительно хмыкнул. – Потому что это действительно так. Артабальд, между прочим, не так уж виновен в том происшествии. И, по крайней мере, у него есть совесть. Полагаю, ты не знаешь, что лишь благодаря ему не сгинула в каком-нибудь беднейшем сиротском приюте. Да и детство твое нельзя назвать ужасным. У многих детей, воспитывающихся в полных семьях, лишений было намного больше.

Во рту вдруг стало солоно. Опомнившись, я прекратила терзать свою несчастную губу, осознав, что в попытке сдержать ярость почти прокусила ее.

– Мне действительно жаль твою семью, – проговорил Тицион и снисходительно ухмыльнулся, как будто не понимая, насколько лицемерно прозвучали его слова. – Я об этом уже говорил, но готов повторить вновь. Однако признай, что столь трагическое происшествие в итоге послужило во благо многим и многим другим. Опечаленный гибелью лучшего друга и верного соратника, Артабальд стал гораздо сговорчивее. Все те реформы Хекса, от которых он прежде категорически отказывался, в итоге были приняты. И пусть очень медленно, но твоя родина стала изменяться в лучшую сторону. Еще пара веков – и она станет такой безопасной для проживания, как Нерий или Варрий.

Я резко отвернулась от короля, осознав, что мое терпение на исходе.

Если бы он посмел мне еще что-нибудь сказать в этот момент все с той же лживой сочувствующей улыбочкой на лице – то не знаю, что бы я сделала. Скорее всего, накинулась бы на него с кулаками, наплевав все на доводы рассудка.

Насыщенные черно-багровые цвета Хекса постепенно бледнели. Край горизонта запылал ярко-алым, предвещая скорый восход солнца. Одно мгновение – и все небеса оказались цвета свежей горячей крови.

Я почти не удивилась, когда надежная твердь моста под моими ногами вдруг задрожала, а картина окружающей реальности дрогнула, искажаясь и преображаясь.

Было бы глупо предположить, что Тицион оставит меня на верную смерть под открытыми лучами безжалостного светила. Он явно уготовил мне участь поинтереснее.

Один краткий миг, уложившийся между двумя биениями сердца – и я обнаружила, что теперь мы стоим на отвесной скале, высоко вздымающейся над поверхностью седого от пены океана.

Далеко под нами волны с рычанием голодного зверя набрасывались на камни, перекатывались через них, силясь уничтожить крохотный пятачок суши, каким-то чудом оставшийся посреди бушующей стихии.

– Это мое любимое место, – негромко сказал Тицион, не дожидаясь моего вопроса. – И это не один из укромных уголков тех миров, которые ты знаешь. Эту реальность создал я сам.

Я скептически кашлянула, но удержалась от выражения недоверия.

Создал сам? Неужели могущество Тициона настолько велико, что он может самостоятельно создавать миры?

А в следующее мгновение Тицион вдруг подобрал край своего одеяния – и с приглушенным старческим кряхтением уселся на самый край скалы. Весело, совсем как ребенок, заболтал в воздухе сапогами.

– Присоединяйся, – предложил он, похлопав по камням рядом.

Я приподнялась на носки и с сомнением глянула в обрыв. От головокружительной высоты захватывало дыхание.

Буйное воображение тут же нарисовало вполне убедительную картину моего недолгого полета в бездну, если я воспользуюсь любезным разрешением Тициона. Вдруг он столкнет меня в пропасть, выбрав момент, когда я потеряю бдительность? Звучит глупо, потому как у него нет никакого резона так делать, но мельчайшие волоски на моем теле мгновенно встали дыбом.

– Спасибо, я постою, – вежливо уведомила я и на всякий случай попятилась, стараясь держаться подальше от зловещего края скалы, за которым начиналась бесконечная водная пустыня.

– Как знаешь. – Тицион пожал плечами. Надолго замер, уставившись задумчивым взглядом вперед.

Впервые за все время нашего знакомства его лицо расслабилось. Почти исчезли жесткие властные складки, пролегшие от крыльев носа к уголкам рта. Разгладилась глубокая вертикальная морщина, разломившая переносицу. И на какой-то миг почудилось, будто передо мной сидит совершенно обычный старик, вспомнивший свою юность.

Но вот Тицион тряхнул головой, и на его лицо вернулось прежнее отстраненно-безразличное выражение. Взгляд посуровел, а губы сложились в привычную презрительную гримасу.

– Знаешь, Доминика, – проговорил он холодно, впервые за все время назвав меня по имени. – Не стоит считать меня самодуром или тираном, помешанном на власти. Многие века я вообще не помышлял о каком-либо престоле. Менял миры, женщин, занимался только тем, что приносило мне удовольствие. В общем, жил на полную катушку и в свое удовольствие. Но однажды мне стало скучно. Развлечения приелись, и я внезапно решил сделать что-то по-настоящему хорошее. Вписать свое имя в историю этой реальности. Ты в курсе, наверное, что игрокам запрещено напрямую вмешиваться в жизни обычных людей. И я не побоялся пойти наперекор этому. Отказался от главного условия игры, прекрасно понимая, что расплата рано или поздно последует. Однако не страшился этого.