В тени молнии

– Дай мне лопату, – сказал он Тадеасу, – и немного хорошего форджгласа. Им понадобится помощь, чтобы построить укрепления вовремя.

26

Демир стоял возле печи в цехе стекольного завода Вагонсайд и смотрел на открытую коробку с пробковой подкладкой. Там лежал уникальный фрагмент годгласа величиной с большой палец. Он отличался от всего, что Демир когда-либо видел: сердечник из красного кургласа в футляре из музгласа персикового цвета, покрытом замысловатым орнаментом из узелков фиолетового витгласа и светло-зеленого шеклгласа. Это произведение стекольного искусства было прекрасно само по себе, а еще от него исходил резонанс, который Демир слышал даже с расстояния в несколько шагов.

Рядом с Демиром стоял мастер Йона Просоци, миниатюрный мужчина лет пятидесяти пяти, с большой лысиной в ореоле седеющих волос и ручками, похожими на беличьи лапки, которые он постоянно складывал на животе. Дальний родственник Граппо, он всегда был их надежным другом и союзником. Надо подумать, решил Демир, чем наградить его за то, что он согласился хранить все в тайне и разрешил использовать его стекольный завод.

Йона откашлялся, осторожно протянул руку к коробке и опустил крышку. Магический гул тут же стих. Демир издал глубокий вздох облегчения.

– Это работа настоящего мастера, как ты считаешь? – спросил Демир; Йона мешкал с ответом. – Или есть еще кто-то выше мастера? – Демир пристально взглянул на Йону, но тот лишь покачал головой и вежливо улыбнулся. – Я пошутил. Неудачно. Так что, она действительно такая умелица?

– Доказательство перед тобой. За двадцать часов непрерывной работы она методом проб и ошибок сделала то, на что у других мастеров ушли бы недели. Такой талант рождается раз в сто лет. Жаль, что ненадолго. Она убьет себя, если будет и дальше работать на износ. Но то, что она вообще способна на такое… неудивительно, что Кастора сделал ее своей подопечной.

– Будь я проклят! – вырвалось у Демира.

Он снова непроизвольно потянулся к коробке, но, подумав, заставил себя опустить руку. Не стоит подвергать себя слишком длительному облучению годгласом, и так уже стеклянная болезнь разыгралась.

– Благодаря ей ты будешь жить, – добавил Йона. – Как ты себя чувствуешь?

Демир стряхнул с себя задумчивость и оглядел мастерскую. Печь жарко горела, но камеры подогрева не работали: всем подмастерьям дали выходной. Монтего поехал в Оссу – узнать, что там говорят о происшествии на заводе Айвори-Форест. Сам Демир всего час как проснулся и еще не совсем пришел в себя. Было раннее утро. С того момента, как Магна ударил его фиргласом, прошло почти два дня.

– Ты принес мне зеркало? – спросил Демир у Йоны, пропустив мимо ушей его вопрос.

Йона вынул из кармана зеркальце и протянул Демиру. Тот взял его и опустил ворот, чтобы осмотреть шрам от фиргласа. У ключицы лиловело пятно, похожее на родимое, но побольше, длиной с палец. Одного взгляда на него хватило, чтобы душевное равновесие снова покинуло Демира, а его внутренности сковал страх. Но он заставил себя смотреть на пятно до тех пор, пока страх не ушел. Только тогда он заметил, что его рука дрожит.

Он вернул зеркало Йоне.

Шрамы, как душевные, так и телесные, были не в новинку Демиру. Но новый опыт оставил след и в душе, и на теле – насколько глубокий, он пока не знал. В прошлый раз, когда ему довелось испытать подобные страдания, он сбежал в провинцию и девять лет просидел там, не высовывая носа. Вот и теперь Демир боялся, что в его сознании вот-вот образуется новая трещина, способности ослабнут, уверенность в себе пошатнется и он рухнет на пол, рыдая и жалуясь, как обиженный ребенок.

Но, как ни странно, ничего подобного не происходило: даже наоборот, он чувствовал себя хорошо как никогда. Он обратился мыслями к Тессе и пожалел о случившемся. Ему хотелось вытащить ее из тюрьмы без насилия, не демонстрируя свою гласдансерскую мощь, но не вышло.

– Пойду проведаю нашу гостью, – сказал он Йоне.

Тесса стояла на коленях в углу заводской часовни – храма всех божеств. Ее со всех сторон окружали святилища, посвященные десяткам различных богов, духов и предков. Такие часовни нередко встречались и в Оссе, и в Гренте – не связанные с каким-либо одним из сотен культов, исповедуемых жителями Оссанской империи, они были тихими местами, где каждый мог поклониться своему божеству. В детстве Тесса провела немало времени в таких часовнях, ведь ее отец и мать были религиозными служителями.

Вот и теперь часовня показалась ей самым подходящим местом, чтобы почтить память Аксио и мастера Касторы. Йона Просоци любезно одолжил ей несколько монет на покупку свечей.