Пока продолжалось избиение, Виктор пронзительно ржал. Этот звук кромсал уязвленное самолюбие Монтего не хуже, чем нож в руках рыбака кромсает рыбу. Отдышавшись, Виктор наконец сказал:
– Ни малейшего намека на технику.
– Я научусь! – возразил Монтего, поднимаясь на ноги и отряхивая руки.
У него болело все тело, но он не тревожился. Боль – это просто часть жизни.
– Ты держишь ее, как флаг семафора, – сказал Виктор. – Семафор не поможет тебе на арене, мальчик. Слишком жестко. Слишком высоко. Я не могу убрать препятствия из твоего мозга. Ты безнадежен.
– Пожалуйста! – взмолился Монтего.
– Давай вали отсюда. – Виктор мотнул головой туда, откуда пришел Монтего. – Я не собираюсь тратить на тебя время.
Монтего не сдвинулся с места. Он не думал о том, что в городе наверняка найдутся другие люди вроде Виктора – тренеры, которые дадут ему шанс, помогут научиться. Казалось, единственная возможность стать бойцом уплывает из рук, и его глубинное упрямство взяло верх. Ни один удар не причинил ему столько страданий, как мысль о том, что ему не позволят сражаться и обрести себя. В сравнении с этой болью все остальное казалось пустяком.
– Нет. Научи меня. Я отработаю. Обещаю.
– Сама, гони его отсюда в шею, – сказал Виктор, который уже не смеялся.
Монтего встретился взглядом с большим бойцом и покачал головой. Сама закатил глаза:
– Не заставляй меня делать тебе по-настоящему больно, парень.
– Я не уйду.
– Ты выставляешь себя дураком перед всеми, – сказал Виктор. – Перед Киззи. Тебе нравится выглядеть дураком перед бастардом семьи-гильдии? Сама, гони его.
Сама пожал плечами.
– Смотри будет больно тебе, не мне, – сказал он и снова замахнулся на Монтего.
Монтего инстинктивно пригнулся. Напряжение, с которым он держал дубинку, внезапно ушло. Сделав привычное плавное движение – именно так он подныривал под леер на палубе рыбацкого баркаса, – он скользнул под палку противника и вложил всю свою силу в правый кулак. Костяшки его пальцев с хрустом врезались в нос Самы. Здоровенный боец рухнул как подкошенный. Монтего понял, что во дворе стало тихо: все ученики Виктора сбежались к нему и, не веря своим глазам, смотрели на Саму, мешком лежавшего у ног новичка.
Тишину нарушил заливистый смех. Киззи откинулась на спинку скамьи и, схватившись за живот, хохотала так, что слезы текли по ее щекам. Она показала пальцем на Саму и попыталась что-то сказать, но лишь через какое-то время смогла выдавить:
– Ты видел? Давай, Виктор. Ты должен его взять!
Виктор с отвращением посмотрел на Саму, потом нехотя встретился взглядом с Монтего.
– Простите, – сказал Монтего, – но я правда хочу учиться.
– Ладно. Ты сильный и держишь удар. Как боец ты бесполезен, но тебя можно использовать для обучения других. Приходи, если ты не против, чтобы тебя били другие мальчишки. И не вздумай отвечать им, с твоими-то ручищами. Может, и научишься чему-нибудь тем временем…
Он пожал плечами. Монтего взглянул на Киззи, которая перестала хохотать и вытирала слезы. Ответив ему понимающей улыбкой, она подмигнула и сказала:
– Удачи тебе. – Она вскочила. – Мне пора идти. Думаю, мы еще увидимся.
Монтего надеялся на это.
4
Монтего привыкал к своей странной новой жизни. Каждое утро он проводил час за книгами, оставленными на столике в его спальне, пытаясь впитать громадное количество сведений, которые, по-видимому, следовало освоить для поступления в школу. Каждый раз, когда ему казалось, что голова вот-вот лопнет, он вспоминал те груды книг, которые видел в комнате Демира.
Но легче ему не становилось.
От наследника Граппо явно ожидали куда большего, чем от подопечного из провинции. Может быть, поэтому Демир был всегда таким угрюмым. На глазах Монтего он никогда не играл и не смеялся. Когда их пути случайно пересекались где-нибудь в коридоре или встречались за одним столом в ресторане отеля, Демир отвечал на его приветствия коротким кивком, устремив взгляд на что-то видное лишь ему; губы его беззвучно двигались, словно он затверживал урок. Монтего пробовал повторять за ним и даже воспользовался для этого выданным ему куском фиолетового витгласа, но ничего не вышло, только разболелась голова и зачесались подмышки.
Посидев над книгами, Монтего уходил из отеля. Похоже, никого не волновало, когда он возвращается и где проводит время. А он шел к Виктору, на тренировочный двор, где бывший боец использовал крупного подростка как манекен для натаскивания будущих бойцов. Парни постарше колотили Монтего выпуклыми концами дубинок по разным частям тела, но он молчал, зато Виктор ворчал как заведенный.
Монтего не обращал внимания на боль и неудобства, помня наставления рыбаков, полученные тогда, когда он, будучи еще совсем желторотым мальчуганом, впервые вышел с ними в холодное море. Нужно было уйти в себя, не думать о боли, переключить внимание на глаза и уши. Он наблюдал за тем, как двигаются другие мальчики, как они держат дубинки, как наносят удар, что делают при этом ногами. И жадно ловил каждое слово Виктора.