В тени молнии

– Арены для палочных боев, – закончил Демир. – Ясно. – Он вдруг встал как вкопанный, так что Монтего тоже пришлось остановиться. – Если Граппо, – Демир показал пальцем на себя, – опекают кого-то, – его палец устремился на Монтего, – это значит, что они становятся друзьями этого человека. Мы можем казаться угрюмыми и замкнутыми, но мы всегда принимаем дружбу всерьез. Иначе нельзя. У нас нет власти и престижа, как у крупных гильдий, но мы восполняем их отсутствие дружескими союзами.

Монтего взглянул на свои мозолистые руки, которые с каждым днем становились все грубее из-за тренировок. В провинции у него были друзья. Немного, ведь он жил в маленькой деревне, а высокий рост делал его изгоем, но они были. Они предупреждали его, если зимой семафорная вышка обмерзала льдом и становилась скользкой, приносили бабушке молоко, когда не хватало еды.

– Похоже, я понимаю дружбу не так, как вы, – признался он.

– Хм… Это… не твоя вина.

Демир повернулся на каблуках и зашагал прочь, оставив раздраженного и озадаченного Монтего на углу улицы. Расстроенный Монтего пришел к дому Виктора, где его ждала нечаянная радость: во дворе, на скамейке, сидела Киззи.

– И тебе привет, – сказала девочка с усмешкой.

Монтего сел рядом с ней и стал ждать указаний Виктора. Она стукнулась коленкой о его колено. Он сделал то же самое.

– Я думал, тебе больше нельзя здесь зависать. Не хочу, чтобы ты… снова попала в беду.

– Да-а-а, – протянула она, состроив гримасу. – Придется переместиться. Но я хотела увидеть тебя до начала занятий в академии. Вчера я говорила с Демиром. Он очаровал директора, и тот разрешил нам троим вместе посетить несколько занятий.

– Зачем? – спросил Монтего. – Я только что видел Демира. По-моему, он расстроен из-за того, что я опять не занимался.

– А, это он прикидывается. У матери научился. Я, значит, тебе друг, но ты меня огорчаешь. А на самом деле ему интересно, как у тебя получится.

– Он боится, что я опозорю его семью.

Киззи пожала плечами:

– А может быть, и то и другое.

Их внимание привлекли две девочки-подростка, которые дрались на арене. Одна получила сильный удар в лицо, из ее рассеченной губы шла кровь.

– Третья травма за последние пятнадцать минут. С Виктором что-то не так. Может, опять проигрался, а может, еще чего. Слушай, по-моему, сегодня тебе не стоит быть мальчиком для битья.

– Я не боюсь перемен в его настроении, – ответил Монтего, почти не соврав.

– Все они такие. Бывшие палочные бойцы. Поганцы, каких мало. Да и что с них взять – им остались только кучи болячек, а денежки тю-тю, осели по карманам агентов. А без денег никто их не любит, люди не вешаются на шею, как раньше, не выставляют выпивку в каждом клубе. Только чемпионы кое-чего добиваются после ухода.

– Значит, я стану чемпионом, – заявил Монтего, – даже если мне придется позволить ученикам Виктора побить меня в его худший день.

Киззи усмехнулась:

– О, удар-то ты держишь, спору нет. Я трусь среди силовиков и палочных бойцов с тех пор, как была совсем мелкой, и не видела, чтобы кто-нибудь так же легко сносил удары. Но быть бойцом – это не только принимать удары. Надо бить в ответ. – Она понизила голос и наклонилась к нему. – Слушай, я была здесь вчера и слышала, что Виктор говорил Саме: он позволит бить тебя столько, сколько ты стерпишь, а потом выгонит. Он не хочет ничему тебя учить.

Монтего нахмурился. Каждое утро он приходил сюда в надежде на то, что именно в этот день Виктор велит ему взять бабушкину дубинку и начать учиться.

– Но я же могу. Я учусь принимать удары, и, если он разрешит, я научусь их наносить. Он должен это видеть.

– Не важно, что он видит, – сочувственно сказала Киззи. – Важно, чего он хочет. Даже если он считает, что человек – кладезь талантов, то все равно не будет тренировать его, если тот ему не нравится. А ты ему не нравишься. – Она похлопала его по плечу. – Зато нравишься мне. Иначе я бы не рассказывала тебе обо всем этом.

– Если он откажется тренировать меня, значит он дурак, – заявил Монтего, лихорадочно соображая, что делать, если Виктор отправит его восвояси.

– С этим не поспоришь.

– Смотри, я тренировался.

Он вскочил и встал в позу, вытянув перед собой бабушкину дубинку. Ее дальний, утяжеленный конец нисколько не дрогнул, чем Монтего невероятно гордился. Он проделал серию маневров – мощные подсечки во всю длину руки и удары двумя руками, которые позволили ему сполна использовать свой рост и вес.

Закончив, мальчик повернулся к Киззи. Та весело рассмеялась и захлопала в ладоши. На мгновение у него потеплело в груди. Он отвесил шутливый поклон, сочтя это уместным, и, уже выпрямляясь, заметил Виктора. Тренер стоял у ямы с песком и с раздраженной гримасой, поджав губы, наблюдал за Монтего.

– Что я тебе говорил о нападении? – напустился он на мальчика.

Ощущение тепла покинуло Монтего, и он ответил:

– Вы говорили, я могу запоминать то, что вижу. И я старался.

– Нет, ты не старался. Ты все делаешь неправильно. Ты слишком открываешься в стойке, и замах у тебя слишком широк. И по-прежнему размахиваешь сигнальным флагом, ты, жирный идиот.