В тени молнии

– Ты прав. Это дело чести, и я занимаюсь им только потому, что от меня этого ждут. Драка с Граппо подрывает мое положение, и я предпочла бы покончить с этим побыстрее.

– Примет ли Келонкоалт мой вызов, мэм?

– Келонкоалт сделает то, что я ему скажу. Ты заинтриговал меня, провинциал. Возможно, когда Келонкоалт порвет тебя на куски, мы соберем тебя заново и возьмем на службу как бойца. Будешь защищать того, кому причинил боль. Это справедливо.

– Я предпочитаю смерть, мэм.

– Хорошо. Значит, договорились? Если ты победишь, моя честь будет восстановлена, а если проиграешь, мне достанется еще и твоя жизнь.

Монтего колебался. Он был почти уверен, что уступит Келонкоалту: тот слишком хорошо обучен, новичку вроде него с таким не справиться. Но смерть – это одно, а служба – совсем другое. Лучше пусть Келонкоалт убьет его на арене. Тем более он уже показал, что может и хочет убивать.

– Да, мэм.

Элия позвонила в колокольчик. Пришел слуга и вывел Монтего из дома. Он вернулся в отель, когда уже стемнело, незаметно для других поднялся в спальню, лег на кровать поверх покрывала и стал смотреть в потолок, будучи не в силах заснуть. Так он лежал, когда дверь отворилась.

Он почувствовал устремленные на него взгляды огорченных людей: так в детстве бабушка, узнав об очередной его драке, не знала, ругать внука или нет. Монтего сел и увидел Адриану. Она стояла на пороге и, хмурясь от усталости, разглядывала какой-то конверт. За ее спиной в коридоре притаился Демир.

– Что еще ты натворил? – властно спросила Адриана.

– Мэм?

Монтего спустил ноги с кровати. Она подошла к нему и положила ему на колени конверт.

– Ты заключил сделку с Элией Дорлани? О поединке на дубинках?

– Да, мэм.

– А ты хотя бы представляешь, что она с тобой сделает, если ты проиграешь?

– Отрубит мне голову, мэм. Так будет лучше. Проще для вас с Демиром. И быстрее для всех.

– Я сама должна отлупить тебя за эту глупость, – сказала Адриана. – Завтра утром Элия ждет подписанный контракт. Она ставит против тебя Келонкоалта – это чудовище разорвет тебя на куски.

– Может быть.

– Может быть? – Адриана коротко усмехнулась. – Послушай меня, мальчик…

– Мама! – перебил ее Демир. – Монтего прав. Так будет лучше.

– Он же твой друг, Демир. Неужели ты позволишь ему идти навстречу собственной смерти?

– Я позволю ему сражаться за себя.

Адриана все стояла у кровати Монтего. Мальчик, затаив дыхание, ждал, что она запретит ему биться. Молчание затягивалось. Чтобы не мучиться, он открыл конверт и стал читать контракт. Условия были простыми и понятными – ровно то же самое, о чем договорились они с Элией. Монтего встал, подошел к столу, взял перо, нацарапал свою подпись внизу листа и протянул его Адриане:

– Пожалуйста, отправьте его Дорлани, мэм.

Адриана взяла бумагу:

– Если ты останешься в живых, мне придется растить двух самых упрямых мальчишек в империи. Хорошо. Твоя судьба принадлежит только тебе.

Она вышла из комнаты. Демир стоял в дверном проеме, пока не поймал взгляд Монтего.

– Я позабочусь, чтобы тебе выдали хорошую палку и стекло для боя, – сказал Демир. Затем кивнул и закрыл дверь.

Пальцы Монтего дрожали от волнения, но его сердце пело. К добру или к худу, но он сам принял это решение. Отныне его жизнь и смерть зависели только от крепости его руки – свобода, которой в этом городе могли похвастаться лишь немногие.

11

Адриана наняла для Монтего тренера – у нее-то деньги были, – и несколько дней подряд мальчик проводил каждую свободную минуту во дворе отеля со сломленным, добрым стариком. У него даже не было времени расстраиваться из-за того, что тренер появился, стоило Адриане шевельнуть пальцем, или из-за того, что тот рассмеялся, когда Монтего упомянул о Викторе. Старик посвящал Монтего во все тонкости, исправлял его замахи и спокойно объяснял, что именно тот делает не так.

Монтего ждал, что на устройство поединка уйдут недели: нужно пригласить официальных судей, согласовать время, заранее договориться об арене. Но оказалось, что он сильно ошибся в своих предположениях. Не прошло и недели, как он стоял в раздевалке «Мелкист-арены» – всю его одежду составляли две полоски толстой кожи на поясе, – чувствуя себя одиноким, пока на трибунах собирались зрители.

Он видел их в узкое окно раздевалки: люди сидели на каменных скамьях, между которыми сновали торговцы сомнительным мясом и конфетами. Все они пришли сюда, чтобы увидеть, как Бессмертный Келонкоалт выбьет дурь из провинциального олуха. Монтего сомневался, что кто-нибудь из них назавтра вспомнит его имя.

Дожидаясь своего выхода, он думал о бабушке. Сколько он себя помнил, она всегда была рядом: большая телом и духом, крепкая, как рыбацкая лодка. Последовательная. Надежная. А потом у нее начался рак, из-за гласрота. Говорили, это из-за того, что она часто употребляла годглас, сначала на арене, а потом в армии.