В тени монастыря (СИ)

Внизу он видел площадь Восстания с собравшимися на ней друзьями. Видел он и прилегающие улицы, по которым шеренгами, не торопясь, двигались стражники вперемешку с Искателями и Инквизиторами. Иан собрался с мыслями. Невозможное или нет, но… Это шанс! Я предупрежу их, и все кончится миром, без драки и крови.

– Вас окружили! – прокричал Иан, – Стража и Инквизиция перекрыли улицы и движутся сюда, у них оружие.

Они услышали. Они смотрели вверх, искали взглядом источник голоса, а обнаружив его, тыкали пальцами. Да, это чудо – устало подумал Иан. Но сейчас это не главное.

– Не делайте глупостей, не вступайте в драку, вы…

Внезапно он почувствовал толчок в грудь.

* * *

– …Окружили… – раздался голос откуда-то с неба. – Стража… оружие…

Киршт поднял голову. Какого дьявола? Куда он взобрался? Чертова метель! Ни зги не видно! Гедеон рванул его за рукав, указывая куда-то наверх. Прищурившись, Киршт разглядел… Ни фига себе… Это же невозможно! Чары не могут коснуться реальности, только сознания! По крайней мере, именно это вбивали в его голову все время его обучения в Латуне: реальный мир слишком плотен и неподатлив, чтобы подчиниться словам, какими бы волшебными они ни были. Но… кажется, над его головой действительно висела ржавая бочка, из которой свесился кричащий Иан. Нарушить законы природы, чтобы предупредить друзей – это было так похоже на Иана! Благородно и эффектно. Эльф продолжал что-то кричать, но Киршт его не слышал – мешало расстояние и шум стоящих вокруг людей.

Предупредить… До него вдруг дошло то, что сказал Иан. Оглянувшись, он увидел стражу, как раз высунувшуюся на площадь. И впрямь, окружили – шеренги стражников, стояли со всех сторон. Они тоже услышали голос, и смотрели в небо, разинув рты и тыча вверх пальцами точно так же, как и восставшие. Что ж, неудивительно – это было самое настоящее чудо, а чудеса изумляют всех, даже городскую стражу. Даже церковников.

Бочка продолжала свое движение по воздуху, перемещаясь все ближе и ближе к Разлому. Что еще он затеял? Вдруг Иан дернулся, и его грудь окрасилась ярко-красным. Зашатавшись, он перевалился через край бочки и… рухнул вниз, в Разлом.

Интересно, у какой паскуды нашелся арбалет? – отрешенно подумал Киршт. Он ничего не чувствовал – ни горя, ни ужаса… Странно. Ведь Иан – его друг. Но Киршту казалось, будто происходящее его совсем не касалось, будто все это было где-то в другом месте, на сцене театра или на страницах книг, а он был лишь наблюдателем, холодным и безучастным.

– Ах вы, суки! – потрясенно выдохнул кто-то.

Киршт будто очнулся. Поднявшийся гул площади, разъяренные лица выкрикивающих проклятья соседей навалились на него, будто кто-то убрал руки, закрывающие до сего момента его уши. Его мысли ускорились, в ногах возникло напряжение, подталкивающее, гонящее его куда-то.

Стражники, сцепившись под локти, возобновили наступление. Собравшиеся на площади начали пятится, попятился и Киршт, один шаг, другой… Оглянувшись, он увидел за собой бетонный забор, за которым был разлом – тот самый, в который свалился Иан. Дальше отступать было некуда.

– Прорываемся, прорываемся… – забормотал он.

– Мы окружены… Он сказал сдаваться, – возразил было ему Гедеон, но Киршт перебил его:

– Хочешь за ним, на дно Разлома? – и, обратившись к стоящим вокруг него растерянным людям, – Что стоите, бараны, вперед, вперед!

Когда он добежал до ближайшей шеренги стражников, которые все еще потрясенно смотрели в небо, ярость уже заполнила его, и Киршт нанес первый удар выхваченной из чьих-то рук дубинкой.

Глава 11. Снисхождение

Штарна открыла глаза и сонно огляделась по сторонам. Унылые серые стены, легкий полумрак… Где я оказалась? Ее сознание было блеклым и зыбким, словно истощенным пережитыми волнениями и лишениями. Лишениями? Да, все верно. Она вспомнила городской околоток. В крошечной камере, рассчитанной на шестерых, сидело вдвое больше – арестованные на Площади вперемешку с воровками и пьяницами, которые с утра до вечера курили самокрученные папиросы, бранились и дрались. Жидкая баланда из подмерзших, а то и попросту гнилых овощей, дыра в полу вместо туалета, пользоваться которой приходилось на глазах всей камеры… Неудивительно, что ее разум сопротивлялся этим воспоминаниям.