– Видишь ли, Пряха, – Валь чуть повернул голову и на меня глянули мягко мерцающие из тени под капюшоном разноцветные глаза. Левый темный и яркий, как изумруд, а правый пылает аметистовым огнем. Так непривычно, словно Самайн добавил глазам охотника яркости и глубины цвета, стер блеклую пленку, приглушающую их великолепное, драгоценное сияние. Я смотрела в них, будто впервые, и понимала, что они прекрасны. Настолько, что как говорят, ослепнуть после такого зрелища не жалко. Как же так? Неужели раньше я их не видела? Или же просто не замечала, не хотела видеть? – Эта ночь несет испытание нам обоим. Мне предстоит вести это подобие Дикой Охоты по всем правилам, а тебе же надо просто покинуть это место.
Валь огладил по морде вороного коня, чьи глаза мерцали, как раскаленные угли, одним грациозным движением взобрался ему на спину и выпрямился в окропленном кровью седле, глядя на меня сверху вниз. В спину охотнику светила полная луна, и свет ее, еще недавно яркий и серебристо-белый, постепенно тускнел, становясь каким-то нездоровым, красноватым, пугающим.
– Беда в том, что над ребенком, которого ты прячешь, все еще властен мертвый король, и как только ты сделаешь первый шаг по дороге к Срединному миру, он вступит в свои права и начнется испытание твоего мужества. – Валь чуть-чуть склонил голову набок, все еще глядя на меня, и от этого взгляда мне стало не по себе в ожидании худшего. – Что бы ты ни услышала, что бы ни ощутила по пути отсюда, ты не должна смотреть на то, что прячешь под своим плащом. Помни, что это будет лишь иллюзия, обман твоих чувств – но если ты не вытерпишь, если захочешь посмотреть на ребенка до того, как пересечешь колдовскую границу и окажешься в мире людей, то иллюзия станет истиной. Необратимой истиной. Проклятием, которое невозможно снять. – Он тихо усмехнулся и сделал приглашающий жест ладонью. – Подойди ко мне.
Я снова подчинилась, подходя нарочито медленно, припадая на стреляющее болью при каждом шаге колено и едва ли не таща за собой оттаявшего, дрожащего, хнычущего мне в вязаную свиту паренька. Остановилась я, оказавшись рядом с черным конем почти вплотную, обойдя по дороге исходящую туманом лужу, в которой постепенно таяли призрачные зеленоватые кости фэйри. Подняла голову, вглядываясь в лицо, скрытое капюшоном почти до самых губ.
– Хорошо, что ты взяла с собой мой подарок, – тихо пророкотал Валь, наклоняясь в седле и прихватывая полы моего плаща эмалевой красно-зеленой фибулой чуть пониже груди. Откуда и когда он успел ее выхватить – оставалось загадкой. Волшебство, не иначе. В такую-то ночь… – Теперь они не распахнуться, даже если в лицо тебе будет дуть сильный ветер. Ты пройдешь и этот путь, Пряха. Ты всегда его проходишь. Еще увидимся.
Сильная бледная ладонь, мерцающая перламутром, на мгновение сдавила мое плечо, будто бы на прощание, и слегка оттолкнула прочь, как бы намекая «ну же, иди, наконец». Но стоило мне отвернуться и сделать несколько шагов по узкой лесной дороге, теряющейся в серебристой мгле за стеной деревьев, как меня окликнул низкий голос охотника. Я остановилась, чувствуя между лопатками его тяжелый взгляд – будто тоненькую иголку, слегка покалывающую спину.
– И еще, Пряха. – Он выждал короткую паузу, а потом в его голосе мне почудилась довольная улыбка. – Не оборачивайся.
Эти слова будто бы сорвали полог тишины с замершего в ожидании колдовского леса, переполненного «малым народцем». Отовсюду послышался шум, гам, треск ветвей, заливистый хохот и звуки шагов. Неожиданно поднявшийся ветер мягко толкнул меня в спину, взметнул полы плаща, предусмотрительно сколотые фибулой, заставил верхушки деревьев зашуметь, застонать – и тогда звуки леса расколол звонкий и заливистый зов охотничьего рога, от которого у меня мороз пробрал по коже, а Стефан вцепился в мою свиту тонкими, но на диво сильными пальцами.
– Идем, малыш, – с усилием проговорила я, стараясь не слушать гомон и хохот за своей спиной, не слушать лай собак, нетерпеливое ржание коней и повторившийся двукратно звук рога. – Идем домой.
Я кое-как доковыляла до поворота дороги, где та превращалась в узкую и неровную лесную тропу, заросшую по краям краснолистым кустарником с длинными, почти с палец, шипами на тонких корявых ветках, и шум охоты у меня за спиной мгновенно стих, будто его отрезало раскаленным добела ножом.
Но в тот же момент я услышала еще кое-что, от чего я мгновенно взмокла под старой залатанной свитой, хотя еще минут пять назад мне в ней казалось почти что зябко.
Я услышала тихий собачий скулеж, раздающийся из-под моего плаща. Что-то царапнуло мой бок, а мгновение спустя мою ладонь, которой я придерживала мальчишку за плечи, легонько сдавили острые, и совсем не человечьи треугольные зубы.