Как это бывало в прежние годы, зима и теперь застала всех врасплох. Железнодорожники выбивались из сил, но и это не помогало. Человек, которому доводилось путешествовать в те поры, и знать ничего не знал, когда и куда отвезет его поезд. Пассажиры просиживали в залах ожидания, вслушивались в голос станционного репродуктора, который не переставая отдавал служебные распоряжения («Такой-то, явитесь туда-то!», «Такой-то, вызовите такие-то номера!»).
А включив транзисторы, пассажиры узнавали, что положение все еще остается серьезным, что снова засыпало снегом какой-нибудь путь. Только прогноз погоды вселял в души людей надежду. У диктора перехватило голос, когда он сообщил, что самое худшее, пожалуй, позади, потому что с юга-запада над нашей землей движется поток теплого воздуха. Люди вздохнули с облегчением. Никто ведь тогда и предположить не мог, что в результате оттепели в горах начнутся снежные обвалы.
Клеман лежал на постели в натопленной комнате. На столе стояла бутыль вина, буфет ломился от еды. Можно было спокойно передохнуть. В то время и пришел почтальон, принес телеграмму. У Клемана хватило ума не отправиться в дорогу по этакой непогоде. «Похоронить его они и так похоронят, — сказал он, вертя телеграмму в руках. — Я же ему все равно не помогу», — мысленно успокоил он себя, но на душе, однако, было тягостно, что с братом не простился.
Позднее, когда потеплело, стихийное бедствие мало-помалу забылось. Если о снегопадах кто и вспоминал, то лишь затем, чтоб усомниться в серьезности тогдашней ситуации. Из памяти людей довольно быстро улетучилось ощущение неуверенности и напряженности тех дней. На пороге весны выглядело это уже далеким и нереальным. Ну а в мае никто о таких глупостях почти и не помнил.
Иначе переживал случившееся Клеман, Он корил себя за боязливость, не мог понять, отчего так легко поддался зимой на собственные уговоры. День за днем думал он о своей провинности перед братом, неудивительно, что подобные мысли преследовали его и по ночам. Каждую ночь одолевал его один и тот же сон. Нельзя сказать, чтобы сон этот повторялся во всем, но неизменно оказывалось так, что снилось Клеману кладбище. Представлялся ему один и тот же высокий бугор свежей глины, острый гребень могилы без креста. Могила была в углу кладбища, вблизи акациевых зарослей, там, где всегда прохладно и сыро и полно комаров.
Еще немного — и он поверил бы сну. Пробуждаясь, всякий раз жалел брата, думал о его позоре. «Надо было мне пойти на похороны. Не допустил бы я, чтобы закопали его под забором», — говорил Клеман в такие минуты.
Потом, однако, убедил себя, что сон есть только сон, что в действительности все могло быть по-другому. Потерпел до мая, дождался пенсии, на следующий день сел в поезд и отправился проверить, как на самом деле обстоят дела.
Со станции сразу пошел на кладбище. Там ожидал его неприятный сюрприз. Вместо старых, обитых жестью ворот стояли новые. И вдобавок были закрыты!
Он покрутился немного возле кладбища, высматривая дырку в заборе, через которую мог бы пробраться туда. Но забор был новый, еще целехонький. Клеман размыслил, что же предпринять. Наконец решился. Забор был не очень высокий, но прошла целая вечность, пока он вскарабкался на него, а потом спрыгнул вниз.
Едва коснувшись земли, он свалился в траву, закрыл глаза и довольно долго отдыхал.
Потом сел и увидел, что надорвал рукав пиджака. Это раздосадовало его. Одет он был в темный праздничный костюм, годами берег его как зеницу ока, знал, что новый ему уж никогда не справить. К счастью, рукав не порвался, а только лопнул по шву, зашить его — это тот пустяк, что под силу любому старому холостяку.
Он встал и направился к зарослям акаций в углу кладбища. Никакой могилы там не было. Вздохнул с облегчением. «Сны врут. И как я мог поверить!» — сетовал Клеман.
В поисках могилы брата он исходил все кладбище. Нашел три свежих могилы — об этих трех могилах и могла идти речь. От прочих они отличались тем, что холмик не покрывала зелень: трава еще только пускала корни. Могилы были без надгробных камней, стояли там деревянные кресты, с которых весенние дожди смыли имена усопших.
Среди безымянных крестов нелегко опознать нужный. Клеману же не у кого было спросить, под каким крестом лежит его брат. На всякий случай он над каждой могилой постоял и про каждую одно и то же подумал.
Потом он возвратился назад к забору, с неохотой вспомнил о трудностях, которые ему предстояло преодолеть. Заметил, что к кладбищу приближается какая-то старуха. Полюбопытствовал, что станет она делать, когда обнаружит, что ворота заперты. Старуха подошла к ним, нажала на ручку, ворота отворились. У Клемана аж глаза на лоб полезли.
Зашагал старухе навстречу.
— Петрашова Верона, — узнал ее он.
— Клеман? — встрепенулась та. — Что ты здесь делаешь? Не видела тебя, почитай, десять годов.
— У тебя что, есть ключ от ворот? — спросил ее Клеман.
— Ключ? Зачем он мне?
— А как же ты отворила их?
— Взяла да и открыла, — ответила старая, не понимая, что его так удивляет.
— Ведь только что были заперты, — сказал Клеман.