В тени шелковицы

Шесть лет он был на фабрике истопником, потом ушел на пенсию. Все шесть лет вкалывал как черт, по ночам и воскресеньям. Заработал кучу денег, но, что важнее всего, большой заработок повлиял и на пенсию. Начислили ее сверх всяких ожиданий.

— Не пойду я к ним, пусть знают, что не нуждаюсь, — сказал себе Клеман.

Пока не стемнело, он бродил по деревне. Заглядывал во дворы, высматривал знакомых. Но всякий раз откуда-то из глубины двора бросался на него пес, рычал, скалил зубы и кидался на забор до тех пор, покуда Клеман не отходил прочь.

Напрасно он покрикивал на собак: «Перестань, Дунчо! Тихо, Заграй! Замолчи, Цыган!» Это были другие псы. И куда подевались те собаки, которых утихомирили бы его слова?!

Похолодало, сгустились сумерки. Клеман, до той поры державшийся геройски, почувствовал вдруг, что ноги у него отяжелели, что не худо бы похлебать чего-нибудь горячего. Охватила его какая-то грусть. Глубокая, непонятная грусть, боль которой ощущалась даже в костях. И он не мог с ней никак совладать.

Вошел в корчму. Посетителей там не было, только сонная корчмарка сидела на скамеечке и зевала.

— Кружку пива, — сказал Клеман, подождал, пока корчмарка нальет, и отошел к столу.

Был голоден, выпил пиво залпом. Воротился к стойке.

— Еще одну.

Корчмарка Клеману улыбалась. Но Клеман ее не признал, видать, нездешняя.

— Почему никого нет? — спросил ее Клеман.

— По телевизору футбол показывают, — ответила корчмарка. — Финал какого-то кубка.

— Ах вот оно что, — сказал Клеман, воротился к своему столу и стал отхлебывать пиво.

Потом перед корчмой затарахтел мотоцикл, и в зал вошел высокий парень. Корчмарка погасила свет, оставив только лампочку при входе, Клеман допил пиво и вышел.

Он долго бродил по деревне. Шаги одинокого пешехода будоражили псов. Они лаяли на Клемана, от усердия надрывали глотки. Клеману же в голову ударило пиво. Он постоял у школы, привалившись к забору. Собаки тут не лаяли — учитель их не держал. Отдохнул немного, потом, словно зачарованный тишиной, сошел с главной улицы и по тропке потащился прочь во тьму, куда-то в луга.

Утром засияло солнце. Лишь кое-где белели на небе тонкие облачка. Клеман лежал на лугу среди одуванчиков. Солнце поднималось все выше и выше, но неотвязные его лучи не пробудили Клемана от глубокого сна. Лежал он на боку, спиной к солнцу. Вероятно, потому и не донимал его зной.

Какой-то человек шел через луга, сокращая себе дорогу на станцию. Он несказанно удивился такой беспечности и такому крепкому сну. Проходя мимо Клемана, ухмыльнулся, подумав вначале, что это пьяница отсыпается здесь после разгульной ночи. Но потом — как видно, это не давало ему покоя — он вернулся и потряс лежащего. Клеман перевалился на спину. Он был мертв.

В округе это событие стало настоящей сенсацией. Люди измышляли истории, одна страшнее другой. (Убийство. Убийство с целью грабежа. Самоубийство.) Но правду сказал районный врач. Посмотрел на мертвого и заключил:

— Умер естественной смертью.

Любопытствующим это не понравилось.

— От старости помер, — пояснил врач.

Так звучало привычнее.

Ну а дальнейшие заботы о себе Клеман передал живым.

Деревенские посовещались между собой и направили к Клемановой родне секретаря национального комитета.

— Был он вам дядей, — сказал секретарь, — надо бы его похоронить.

— Дядя — это верно, — согласился Штефан.

— Нужно бы сообщить и близким, может, захотят похоронить его там, у себя.

— Каким близким? — спросил Штефан.

— Другим родственникам, — пояснил секретарь. — Кроме вас, есть ведь у него другая родня?

— Да нет никого.

— Совсем никого? — удивился секретарь.

— Никого.

— Ну тогда, может, вы похороните его здесь, — сказал секретарь, — и все заботы возьмете на себя?

— А это зачем, разве мы обязаны о нем заботиться? — спросила Иолана.

— В общем-то не обязаны, — сказал секретарь, — но поскольку он приходился вам дядей…

— Не за что нам быть ему обязанными, — отрезала Иолана, — пускай о нем позаботится комитет, ведь на это у него должны быть деньги.

— Как знаете! — сказал секретарь и ушел.

— Очень нужно на него расходоваться! — сердилась Иолана.

— Помолчала бы лучше! — прикрякнул Штефан.

После стольких лет покорности он впервые прекословил ей. Если бы мог услышать это Клеман, он бы возрадовался!

Из национального комитета могильщику передали, чтобы он вырыл могилу. И больше ничего. Могильщик ждал, что придет кто-нибудь из родственников, сунет ему в карман стокронную и покажет, где копать.

Никто не пришел. Могильщик выругался, взвалил инструмент на плечо. Был знойный день. На солнце нестерпимо. И могильщик направился в угол кладбища. Там в тени густых акаций он вырыл яму. На другой день закопал здесь Клемана.

Перевод Л. Новогрудской.

ДВОЕ У СТРЕЛКИ

Они стояли у входа в комнату дежурного. Начальник станции, его жена и седовласый путевой обходчик. Надо заметить, обходчик оказался тут по чистой случайности. Изо дня в день он начинал обход гораздо раньше и в этот час обычно уже уходил километра за два от станции.