В тенях империи

Как мне не выделяться? В чистом сюртуке, с наетыми щеками на сытом лице?

– Скажите, как там Литвиния?

Я посмотрел на него. Сказал просто:

– Как обычно. Со всеми дружат. Ни под кого не прогибаются. С Империей в союзе.

– Это хорошо, что не прогибаются…

Помолчали.

– Тяжело? – спросил я. – Кажется, эти жилища появились недавно.

– Как раз давно. Их расконсервировали, когда третий сектор отказал, – пожал плечами господин. – Пожалуй, что тяжело. Я помню, как осваивались на станции. Был мальчишкой, конечно. И, похоже, увижу, как поселению придёт конец.

– Вы же литвин? Почему не отправиться на родину? Не любите имперцев – ну так Литвиния не под ними.

– Литвиния… Когда-то она звалась иначе. Неважно. Это пока она не под ними. Здесь теперь моя страна. Я, может, и литвин, а внуки – новогалицийцы.

– Не совсем понимаю. В каком смысле «пока не под ними»? Вы думаете, Империя нападет на союзника?

– Ничего я не думаю. Мой далекий предок был вздернут на суку, потому что отказывал трем иностранным государствам в праве поделить его родину на куски. Его внук лишился шляхетства: не сыскался Гербовник с именем рода. В те времена вообще книги с именами тех, кто имел наглость говорить на родном языке, терялись очень легко. Его внук был замучен русскими в ГУЛАГе, когда Империю звали чуть иначе. Смею заметить, теми, кого он встречал как союзников. Его потомок не вылезал из камер в две тысячи сороковых, когда у власти были большие друзья России – за герб Пагоня и опять-таки язык. Скажите, мне ли быть своим в стране-союзнике Империи? Империи ли видеть меня в стане союзников?..

Я достал сигарету. Он трубку. Неловкое молчание. Что я мог ему ответить, человеку, которого отделяла от меня река крови?

Что ляхи знатно погуляли на Руси в семнадцатом веке? Так он только согласится, добавив еще одну причину в список раздоров.

– Сейчас в Литвинии герб – Пагоня, и государственный язык – ваш, наравне с русским. Вы считаете соотечественников предателями за союз с Империей? – спросил я наконец.

– Нет, конечно же. Но их путь – не мой.

– Вы упоминали предложение, которое передали со мной… Что думаете о нем? Если в сети изложили суть, конечно.

– Мне ли принимать помощь русских? – эхом повторил он. – Им ли оказывать её мне?..

…Консул проживал в небольшой квартирке с террасой, выходящей на поля водорослей. Встретил в дверях, пожал руку. Вручил стакан с чем-то, остро пахну'вшим спиртом.

На террасе ждал мой ровесник, беспокойно копаясь в комме.

– Алекс Грачевский, нынешний глава нашей маленькой общины, – представил хозяин.

Фамилия была мне известна. Должность главы называлась «президент». Впрочем, господин в замасленном комбинезоне и с мозолями на руках скорее напоминал механика.

– Опустим формальности, – быстро сказал он. – И давай на ты. Тут все друзья. Просто «Алекс», «Саша» и «Сергей», о’кей?

Кивнул, опустился на один из стульев.

– Давайте прямо, – заявил президент, садясь напротив. – Сам бы я схватился за ваше предложение обеими руками…

– Ваше? – удивился я. – Я гонец.

– Не прибедняйся. Что-то мне подсказывает, что мы еще увидим тебя с имперскими орлами в петлицах. Впрочем, оставим. Честно говоря, мне плевать. Я бы договорился и с чертом, лишь бы поселение выжило. Веришь?

Я заметил ошарашенный взгляд дипломата. Похоже, хоть кого-то мне удалось обмануть.

– Такие слова подразумевают «но».

– Есть такое дело. Саш, объясни человеку, будь ласка.

– Погуляли? – спросил мрачно консул. – Поняли, почему бессмысленно говорить о какой-то помощи?

– Честно говоря, не очень, – я пересказал разговор со старым литвином – и пару аналогичных бесед, произошедших чуть позже. – Что они имели в виду?

– На самом деле всё очень просто, – кивнул консул. – Их предки сбежали сюда, чтобы не становиться русскими. И потомки тоже на это не пойдут. Скорее погибнут.

– О чём вы двое? Никто не предлагает им подданства!

Мои собеседники грустно рассмеялись.

– Похоже, Сергей, ты понимаешь суть русскости хуже нас, иноземцев, – с удовольствием заключил Алекс.

– Ну так просветите, раз такие умные, – оскалился я. – Очень, знаете, интересно.

– Жестокая правда, дорогой друг, состоит в простом факте, – пожал плечами Бондаренко. – Вот к примеру… Когда Украина вошла в состав Империи, не было никакой грязной игры. Даже информационное воздействие – и то было не большим, чем, скажем, на США. Вот только ваша идея «русского мира»… Она разрушительна для всех, кто близок к вам и хочет сохранить свою идентичность. Мы искренне верим, что русские хотят добра. По-своему. Но само понимание, что рядом, дотянуться можно – сильные, могучие, исторически практически свои… Оно творит с простыми умами печальные чудеса. А попав в вашу страну, человек обречен стать русским, перестав быть украинцем, литвином, балтом… Понимаете?

– Не понимаю, – жестко ответил я. – Мой начальник – немец. Один из лучших моих товарищей – татарин.

– Правда? – вступил президент. – И как, твой начальник часто читает по-немецки в оригинале? А друг, он сохранил веру в Аллаха или уже крестился? А если вроде бы сохранил – выпивает ли водки по праздникам?