В тенях империи

…Мои пальцы летали над клавиатурой, внося курсовые поправки, так, будто я каждый день водил корабли этим коридором на протяжении долгих лет.

Не удивлялся. Больше беспокоился. Смутные фигуры на периферии зрения, спутанность мыслей – всё это успело забыться, но было знакомым.

Временами казалось: в кресле второго пилота – мальчишка-курсант. Тот, что еще не научился предавать и быть преданным. Который влюбился в смешливую девчонку в марсианском маглеве; чудилось, это он ведет машину, не я.

…Сам Спас-в-Пустоте произвел гнетущее впечатление. Здесь не было даже вращательной гравитации – лишь путеводная ниточка поручня тянулась сквозь просторные коридоры.

Внутрь мы проникли сравнительно легко – дверь была заварена и опломбирована, но как раз на этот случай была припасена палатка временного шлюза. Небольшой направленный взрыв – и мы внутри.

Полутемное, стерильное пространство подавляло. В первую очередь – обилием икон. Сверху, по бокам, внизу.

Будто предки старались изобилием искупить тот грех, что допустили, превратив церковь в пусковую установку; забывая о том, что дела важнее слов.

Это было грустно. Как и храм, который никогда не предназначали быть местом службы и молитвы, домом Господним.

Пройдя через собор к неприметному люку, обнаружили неприятное – строители заготовили незваным гостям целый лабиринт, полный мин-сюрпризов и прочих замечательных подарков. Далеко не каждый был отключен.

Что поделаешь!

Хорошо, что Солнечная велика. У нас был добрый месяц, и мы не теряли времени. Разбили лагерь в храме – и ежедневно шли на штурм лабиринта, методично деактивируя ловушку за ловушкой.

Савелиев оказался молодцом, а у меня внезапно прорезалось волчье чутье – очень часто я мог сказать, в какую сторону нам следует повернуть на очередной развилке, и не ошибался.

Я не раскрывал соратникам: если прищуриться, могу различить фигуру в полном бронескафе, указывающую нам путь.

С каждым днем видение становилось четче, на двадцатый мне уже было не нужно было специально стараться, чтобы различить его. Я узнавал в нем себя же, того, что пробирался совсем иными коридорами на Тритоне.

Было тревожно. Но мысли вроде бы оставались сравнительно четкими. Хотя бы это радовало.

Все заканчивается, кончился и лабиринт. Пришла очередь Иванова проявить свои таланты. Вскрыв пульты, он возился с проводами и интерфейсами, и, наконец, сокрушенно выругался.

– Что такое? – спросил я, еле удерживаясь от желания самому разразиться площадной руганью; мы потеряли слишком много времени, до входа чужого корабля в зону безопасности оставалось от силы полдня.

– Какая-то защита. Тут нейроинтерфейс, простенький, хорошо, уже контактный, а не инвазивное старье. Но картинка слоистая. В жизни не разобраться.

Почему-то я догадывался, что ответ будет примерно таким.

– Взять на прямое управление? Замкнуть контуры на один из наш коммов в обход компа?

– Будь у меня хотя бы неделя…

Всё было ясно. Опоздали. Интересно, была ли хоть одна крупная операция, где я не облажался? Марс был великим провалом; Тритон – пирровой победой с недостаточно точно заключенным соглашением; Авенида – Авенидой; разве что Галиция, но и то – это было так, побочно к основной цели миссии.

Мне вновь и вновь доверяли. Зачем?

– Шизофрению с этой штукой схватить можно, – пожаловался Иванов.

– Дай-ка, – протянул я руку за обручем.

До того, как он лег мне на голову, увидел одобрительно кивающего себя в странном сюртуке и с гравизацепами на руках и ногах.

Я понял: пришла пора нового полёта сквозь огонь.

…За спиной были трое. Навигатор тут же занялся проверкой двигательных установок и сканеров; боец двинулся к орудийным системам; дипломат схватился с электронным мозгом, выговаривая полномочия и отстаивая позиции; сам я был ими всеми – и в то же время сидел в тесной, холодной рубке, прямо на полу, контролируя процесс.

Я потянулся к управляющим нитям – неоново-синим – и понял: пропал. Чертова система не предусматривала отключения боевых систем вне дока. Высветил схему, пытаясь понять, нельзя ли аппаратно нарушить функционал систем запуска, перерезав где-нибудь топливопровод. Можно – но не за то время, что у нас есть.

Приехали. Вилы.

Кто-то должен держать систему в подчинении, пока чужой корабль не пройдет мимо.

Дальше была перепалка. Ребята никак не хотели уходить, порываясь взять управление под контроль самим; убедившись в бесперспективности занятия, требовали права остаться.

– Не дурите, придурки! Кто меня вытаскивать будет, если наши милые гости заинтересуются каменюкой, а? – этот аргумент, казалось, их убедил.

Хотя мы все трое знали – если «постчеловеки» захотят захватить камень – лучше позволить им это сделать, но не показать, что все эти годы под видом православного храма в чужом районе Пустоты висела наша боевая станция.

Империя утрется. Не впервой скандалы переживать. Но то, как повлияет это на деятельность наших миссионеров – лучше и не представлять.

Залпы должны прогреметь не раньше, чем Спас окажется в чужом доке. Ни секундой раньше.

Это если они просто не распылят подозрительную каменюку.