В теснинах гор

— Разве это профессия? — ворчит он. — Вот я стану космонавтом, так художники меня будут рисовать. — Сейчас он тоже у озера. Раздобыл откуда-то камеру и вместе с Саидом плавают на ней.

— Эй, художник несчастный, подойди, дело есть, — кричит он Мне.

— Сам подходи сюда, ты же видишь, что Ананды занят, — отвечает ему Хабсат.

— Вот как девочки мальчиков портят, — говорит Микаил, — даже самому отвечать не дают.

Я молчу.

— Не идешь, что ли?

— Видишь, у меня сапоги мокрые, сушатся, не могу же я босиком идти, — говорю я ему, бывшему своему другу.

— Ничего не случится с тобой, — ехидничает он. — Ты от собак и босиком бегаешь!

— Собаки кусаются, — хохочет Хабсат.

— Ну, посмотрим, собачий герой, ты еще за мной побегаешь, — вконец разозлился Микаил.

— Ананды, Апанды, — не унимается Хабсат, — ну скажи нам, почему ты так их боишься?

— Кого? — спрашиваю я и краснею.

— Собак. Они ведь знают, кто их боится, на того и бросаются. А ты не обращай на них внимания.

Легко сказать «не обращай внимания». На нее-то они не бросятся, а меня уже кусали. И почему они меня даже видеть спокойно не могут? Так думаю я, и настроение у меня портится. Какое-то предчувствие у меня — не простит мне Микаил обиды. Придумает что-нибудь. И Микаил действительно придумал. Пошли мы вечером в кино — я, Хабсат и Джамбулат. Вдруг видим, Микаил держит на веревке уличную собаку и сам заранее ухмыляется. Решил, видно, натравить на меня. Убежать, что ли? Но тут Джамбулат говорит:

— Будь мужчиной, Апанды, неужели ты боишься? Иди, не обращай внимания на нее.

Слова друга внушают мне уверенность, но ноги все-таки дрожат, когда мы подходим к Микаилу.

— Иди, собачка, иди, вот твой друг идет, поцелуй его покрепче! — кричит он и подталкивает ко мне собаку. Она как зарычит, но я ни с места. Ноги прямо к земле приросли.

А собака погавкала, да и замолчала. Видит, значит, что на нее внимания никто не обращает. Потом поджала хвост и пошла прочь. Микаил остался стоять на месте. Хабсат ему даже язык показала.

ЭПИЛОГ

На следующий день мы проводили Джамбулата и тетю Раисат. Они полетели на вертолете, а картины колхозная машина увезла позже. Провожать гостей мы пошли пешком. Так захотела тетя Раисат. «Хочу, говорит, подышать горным воздухом». Когда подошли к развилке дорог, она остановилась и показала нам на новую дощечку с указателем дороги. «Теперь уж никто не ошибется», — посмотрела она на меня лукаво и засмеялась. Мне стало очень стыдно.

— Ничего, Апанды, все бывает, на ошибках учимся! — сказала она и пошла вперед.

Все свое богатство — и ласты, и медную трубку, и даже резиновую лодку — Джамбулат оставил нам — мне и Хабсат. А я подарил ему барашка — отец привез его с гор. Он двоих привел, но одного мы отдали тете Зарплат. Пусть в городе зарежут на свежее мясо, а из шкуры Джамбулат сошьет себе папаху. Хорошая папаха получится.

Прошел год, и я тоже поехал в город учиться.

Исполнилась моя мечта. Теперь, друзья, я студент художественного училища имени знаменитого дагестанского художника Джамала. Вот приеду на каникулы в Гандых, нарисую и деда, и Хабсат, и Микаила.

Он учится в восьмом классе — и пишет мне письма о всех аульских новостях. А мама присылает посылки. Иногда я нахожу в них моченые груши из кувшинов тети Муминат, — самые вкусные груши на свете.

Да, больше я не хожу в отцовских сапогах. Мы с Джамбулатом утопили их в море в тот день, когда в городской мастерской мне сшили новые удобные ботинки.

МАГДИЛАВ

— Надо напоить коня, — сказал шофер, показывая на горячий пар, идущий из радиатора. Был жаркий июльский день, солнце стояло в самом зените, когда мы доехали до Кахибского моста.

— Не помешало бы и самим подкрепиться, — ответил я, доставая дорожную сумку.

Мы выбрали чудесное прохладное место в тени у речки. Вдруг я услышал знакомый хохот моего школьного друга Амирхана — дорожного мастера. Его заразительный смех, заставляющий улыбнуться даже самого сердитого Гаруна в ауле, я узнал сразу. Сидел он у подпорки моста, в тени, в кругу нескольких мужчин, и обедал. Я был в нерешительности: подойти к нему сейчас или подождать. Но Амирхан заметил меня и, продолжая смеяться, вскочил и направился ко мне. За ним встал и Надирбег — его я тоже узнал, как только он поднялся. Низенький, с большим горбатым носом, в комбинезоне.

— А что этот «карапузик» тут делает? — спросил я, после обычного приветствия Амирхана, кивая головой в сторону Надирбега. Мы в школе так и называли его — «карапузик» и даже однажды предложили растянуть его, как ахальчинцы бревно. Если бревно не доставало от одного конца стенки до другого при строительстве дома, ахальчинцы опускали его в воду на сутки, потом брались за оба конца и начинали тянуть в разные стороны. Но Надирбег на шутки не обижался.

— Он инженер–электрик, — ответил мне Амирхан. — Вот тянет электропровод в горные аулы, из Гергебиля высоковольтную линию, чтобы в самых отдаленных уголках гор, в каждой сакле горели лампочки Ильича… Большим человеком стал «карапузик»!..