Каждый год, двадцатого марта, когда появляются первые почки на деревьях, собирает Муминат всех Магомедов к себе в сад. Усаживает ребят под дерево и угощает своими знаменитыми мочеными грушами. Ее восемнадцатый сын Магомед геройски погиб в сорок втором году где-то на Украине. С тех пор Муминат переселилась на хутор, никогда не снимала траура. Под старой яблоней, посаженной еще отцом Магомеда в день рождения сына, сидела она ночами и плакала. Будто шуршанье листьев рассказывало ей повесть о сыне. Люди считали ее помешанной. Но Муминат была в здравом уме и продолжала ухаживать за садом, ведь ее Магомед любил сад и учился на агронома. Однажды, в день получения похоронной — 20 марта собрала старая всех мальчишек по имени Магомед и устроила им угощенье, и так продолжается до сих пор. Люди в ауле привыкли к этому и не находили в этом ничего странного.
«Так вот в этих кувшинах находятся груши Муминат! Ох, какие же они вкусные. Вот где, оказывается, они хранятся». Все эти бессвязные мысли промелькнули у меня в голове. «А как же все-таки отсюда выбраться?»
Не знаю, сколько просидел я в подвале, мне во всяком случае казалось, что целую вечность.
Вдруг сверху слышу чей-то шепот:
— Ананды! Ананды!
— Здесь, здесь, — шепчу, узнав Микаила.
— Что ты там делаешь?
— Моченые груши ем!
— А ну, кидай и мне! Вот хитрый!
— А сколько тебе, кувшин или два?
— Ты еще смеешься! Сиди тогда, пока Муминат тебя не обнаружит! Овчарка у нее знаешь какая?
— Где она?
— Кто? Старуха?
— Овчарка.
— Мы прогнали. Ночью, когда незаметно кидаешь мелкие камешки, знаешь как собака боится.
— Ничего не знаю. Протяни что-нибудь, чтобы я мог выбраться отсюда.
— Давай сначала груши!
— Кувшины закрыты.
— А ты открой их.
— Если старуха узнает?
— Откуда ей! Домой пошла и овчарку на цепь посадила. Давай, давай, ты груши кидай, а потом мы аккуратно дырку эту травой закроем!
Ох, нелегко было открывать крышку кувшина. Как свинцовая, прилипла эта глина. Но камнем я разбил ее и бросил Микаилу несколько груш. Он только командовал сверху— «еще, еще!». Знал, что он хозяин положения.
…Когда мы появились у чабанской стоянки, ребята удивились:
— А мы думали, вы домой убежали! Искали, искали вас и не нашли. Хабсат и Салимат с дядей Хаджибеком в аул ушли, а мы остались. Вот разведем костер и будем бараньи головы жарить.
— Не достанутся вам головы! — засмеялся Микаил, он до того объелся мочеными грушами, что даже вкусные бараньи головы его не привлекали сегодня. — Вы же убежали, испугались овчарки Муминат.
— Нет, мы не убежали, это вы сами скрылись нарочно. Мы свою долю пожарим, — решительно заявил Рашид. Все ребята его поддержали, и нам ничего не оставалось, как согласиться,
Утром я проснулся от боли в ноге. Посмотрел, а на колене ранка, правда маленькая, но колено распухло, вокруг ранки краснота. Султан–Ахмед достал из своей чабанской сумки йод, марлю и перевязал рану. И пошутил еще:
— Разве такие царапины заслуживают внимания мужчины!
Распрощавшись с чабанами, мы отправились домой. Ребята побежали к шоссейной дороге прокатиться на попутной машине, а мы с Микаилом спустились по тропинке в сторону аэродрома. Он на самом плато в пяти километрах от нашего аула. Я забыл рассказать о нем. Построили аэродром в прошлом году, бульдозерами пробивали дорогу на плато. Раньше аульчане добирались до города на машинах, а теперь все, кто едет в город, или на зимнее пастбище, во время окотной компании, сенокоса, летают на вертолетах до Махачкалы, а уж оттуда на автобусе.
«Полчаса в воздухе, — и ты в городе, ну, чем не птица!» — радовались аульчане. Мы с Микаилом еще ни разу не летали, зато каждый ясный день, когда из-за Седло–горы появлялась черная точка, бежали к нам на веранду. Иногда вертолет делал круг над Гандыхом.
«Это гостям показывают наш аул», — говорили тогда старики. А уж гостей у нас побывало немало, особенно после того, как у горы Сили образовалось огромное озеро. Были гости из Чехословакии, Польши, даже одни — длинный, рыжий, в очках — из Швеции. Он ходил по нашим маленьким улицам, заходил в дома, и что самое удивительное — разговаривал по–аварски.
Вот чудеса-то. Оказывается, этот чудак–ученый изучает аварский язык.
Все повторял по–нашему: «Вах! Вах!» — что значит — «удивительно».
Мы только утром вспомнили, что сегодня должен был прилететь старший брат Микаила. Он тоже ученый, историк, кажется. Преподает в университете. А в этом году хотел отдыхать в родном ауле. И жена с ним приедет. Микайл в душе надеялся, что брат привезет ему резиновую надувную лодку. Вот почему мы и спешили на аэродром. Хотели вовремя успеть встретить брата.
— Быстрее, быстрее, — торопил Микаил, — видишь, уже вертолет показался. — И действительно, над ущельем замелькала черная точка. А потом послышался и звук мотора — слабый, как жужжанье пчелы.
— А ты точно знаешь, что брат сегодня прилетит? — вдруг засомневался я.
— Точно, точно, — заверил меня Микаил. — Я сон вчера видел. Знаешь, когда во сне едешь на красном коне, бабушка говорит, все желанья исполнятся!
— Так ты из-за сна…
— Не только сон, брат и в письме писал, что скоро будет дома.