В Тигровой балке

Зато на берегах реки совсем другая картина. Мы приходим сюда чуть ли не каждый день и с нетерпением смотрим, как постепенно прибывает вода. Вахш бурлит, моет берега, на стремнине крутятся водовороты. По реке несет всякий мусор. Вода густого, кирпично-красного цвета, совершенно непрозрачная. Налитая в стакан, она остается мутной целые сутки, так как до предела насыщена илом. Основной исток Вахша, Кызылсу, берет свое начало в Алайской долине, зажатой между снежными вершинами высоченных хребтов — Алайского и Заалайского. Река питается водой за счет таяния снегов Заалайского хребта, северная сторона которого несет мощные ледники. Один из притоков Кызылсу стекает со склонов пика Ленина.

Другой исток Вахша, бурная Муксу, начинается в самой высокой части Памира, среди ледников узла Гармо и хребта Зулумарт. Сейчас, в июле, там наконец-то наступило лето. Жаркое солнце плавит вековые льды, из-под грязных ледниковых языков бурными каскадами вырываются клокочущие потоки. Утром — это спокойные ручейки, но с восходом солнца они быстро начинают вздуваться, и к вечеру узкие и глубокие ущелья заполняются потоками, которые несутся с тысячеголосым грохотом. Мутно-грязная вода сплошным каскадом идет вниз, таща с собой гигантские валуны, дробя в порошок скалы, сокрушая берега и мосты. Потоки сливаются, превращаются в многоводные реки, пока все они не вливаются в Вахш, собирающий талые воды почти всей северо-западной окраины Памира. Стиснутый в узких ущельях, он ревет и беснуется; недаром таджики зовут его «Вахши» — дикий. Наконец вся эта масса воды вырывается из каменного плена гор и разливается по широкой плоской равнине, затопляя обширную вахшскую пойму. Вахш несет массу ила, который, осаждаясь, поднимает постепенно русло реки, так что оно оказывается расположенным выше многих пойменных озер и берега выполняют роль своеобразных плотин. Но вот прибывающая вода прорывает их, и в озерные котловины врываются буйные потоки. Вода в озерах начинает стремительно прибывать, а уровень Вахша все повышается и повышается, пока вода совершенно не скрывает берега. В середине июля разлив в полном разгаре. Русло едва угадывается среди огромных морей, образовавшихся на месте озерных впадин. Они сливаются друг с другом, и только затопленный лес возвышается над водной гладью живописными островами.

Разливы бывают различными по силе и не каждый год. Так, в 1957 году разлива совсем не было, и многие озера поймы так сильно усохли, что превратились в небольшие лужицы, а некоторые высохли вовсе. Зато следующим летом разлив оказался рекордным. Вода залила три четверти заповедной поймы и половину кордонов, в том числе и Центральный, чего до сих пор не было никогда. Начало разлива я прозевал, так как работал в экспедиции, исследовавшей Центральный Памир. Работая там, я видел, как с каждым днем все больше вздуваются реки, чувствовал, что там, внизу, начинался разлив, и разлив не маленький, но действительность превзошла все мои ожидания.

Наша машина прибыла в заповедник ночью. Последние километры по пустынным пескам — и мы спускаемся к Балке, залитой светом полной луны. Первый кордон. Он стоял на берегу небольшого озерка в сто метров длиной, а сейчас сразу же от шлагбаума далеко в темноту уходит серебрящаяся гладь воды. Нам навстречу в свете фар показываются люди. Здесь собрались жители двух затопленных кордонов — Пионерского и Центрального. В воздухе, как только стих шум мотора, стал слышен громкий комариный звон. Работники заповедника рассказывают о последних событиях. На Центральном кордоне осталась одна лаборантка с ручными оленями. Кордон хоть и залило, но дом — на высоком фундаменте, до пола вода не достала каких-нибудь два сантиметра. Вчера вода с кордона ушла, оставив слой липкой грязи. Вся дорога до него — под водой, путь туда только на лодке. Разморенные ездой по жарким, пыльным дорогам, мы решили спать здесь же, однако я вспомнил про свой накомарник, находящийся на Центральном, и решил туда плыть. Ко мне присоединилось еще двое.

Мы мерно гребли по тихой воде и совершенно не узнавали местности. По сторонам чернели острова затопленных тугаев; отражения корявых туранг, залитых водой, причудливо сплетались между собой, образуя на сверкающей под луной поверхности воды замысловатый узор. Комары оставили нас в покое. Стояла тишина, даже лягушки присмирели. Затопленные тугаи были таинственны. Три километра мы проплыли быстро, и лодка подчалила к Центральному кордону. Он являл собой сейчас островок, едва возвышающийся над водой. Только мы выбрались на землю — липкую солонцовую грязь, — как комариные полчища накинулись на нас со всех сторон со злобным воем. Был час ночи — самый разгар комариной кормежки. Яростно размахивая руками и жалобно повизгивая, мы растянули в чайхане накомарники, забрались под них и сразу же заснули, вопреки духоте и комариному звону.