В Тигровой балке

Меня разбудила яростная перекличка птиц. От этого гомона я уже успел отвыкнуть на холодных памирских склонах, где. птицы не поют, а перекликаются вполголоса. Солнце еще не встало, но вот-вот должно было показаться. Сквозь перила я увидел в пяти метрах от себя спокойно расхаживавших фазанов. Их было около десятка. Когда я встал, то обнаружил, что небольшой островок, освободившийся от воды, вокруг Центрального кордона буквально кишит ими: пойма была затоплена почти целиком, и вся живность концентрировалась по окраинам и на немногих островках, вроде нашего.

Следующие три дня я не покидал лодки, путешествуя по затопленным тугаям. Пробираясь среди раскидистых деревьев, в глухих, ранее непроходимых тростниках, я наверстывал упущенное время, стараясь понять, как живет сейчас многочисленное население затопленных зарослей, как оно переносит потоп.

Много плохо плавающего зверья погибло, особенно зайцев. Когда начался разлив, многие птицы еще не успели вывести птенцов, и их гнезда затопило. Только сверкающие яркими красками зимородки да грузные серые цапли и кваквы, неподвижно сидевшие на макушках затопленных деревьев, по-видимому, чувствовали себя прекрасно. Неплохо было и змеям, хотя и они, переплывая открытые пространства, подвергались многим опасностям. Так третью в этом сезоне гюрзу я убил именно на воде. Птицы, проводящие обычно все время на земле, вроде фазанов и козодоев, теперь вынуждены были обитать на деревьях.

По зорям, когда спадал дневной зной, тугаи наполнялись плеском воды — оленьи стада брели на кормежки в затопленные тростники, где их привлекала свежая зелень побегов. Им приходилось явно туго, не хватало корма. Но настоящее бедствие для них, да и для кабанов тоже, началось гораздо позже, когда вода пошла на убыль.

Вахш, заливая пойму, несет с собой массу ила. Ил в тихих местах осаждается метровыми слоями, и, когда вода начинает убывать, эти залежи подсыхают и постепенно превращаются из жидкой каши в вязкие, смертельно опасные ловушки. Особенно часто попадают в них на своих тонких ногах олени, кабаны и домашний скот, в особенности коровы. Попав в такую ловушку, животное долго бьется, стараясь освободиться, но тщетно. С каждым рывком его только затягивает все глубже и глубже. Быстро обессилев от бесплодных усилий, животное замирает и в таком состоянии, залепленное грязью, ссыхающейся в корку под палящими лучами солнца, с остывшими в сырой глине ногами, оно проводит здесь несколько жутких дней, пока не погибает от голода и жажды или его не приканчивают волки, которые на своих широких лапах свободно передвигаются по трясине. Днем попавший в такую переделку окружен зловещим караулом из сидящих вокруг грифов, белоголовых сипов и воронов, ждущих его конца. Зачастую хищники начинают клевать еще живого зверя.

В эти дни хватает работы пастухам, ибо тащить из подобной ловушки корову — дело нелегкое. Сотрудникам заповедника часто приходится спасать завязших оленей и кабанов. Я не знаю ни одного случая, чтобы наши люди не оказали помощи гибнущим животным. Но спасти удается лишь малую часть попадающих в беду зверей. Из-за вязкого ила многие районы поймы совершенно недоступны. Зимой же, когда эти места достаточно подсохнут, наши сотрудники то и дело встречают там выбитые в засохшем иле площадки, посреди которых торчат из глины обглоданные оленьи скелеты.

Однажды я и сам попал в опасную переделку. Это случилось в конце октября, когда уже было достаточно прохладно. Я шел в резиновых сапогах, пробираясь к зарослям джигды вокруг большой лощины, затянутой сохнущим илом. Решив по звериным следам, что он уже достаточно высох, я хотел сократить путь и пошел прямо. Я миновал уже середину и приближался к другому берегу, как подо мной все поплыло. Рванулся вперед, но глинистая масса ухватила за сапоги, как медвежий капкан. Все это происходило какие-то секунды. Я отчаянно забился, чувствуя, что проваливаюсь все глубже. Мне удалось выскочить из сапог и на четвереньках, ценою большого мускульного напряжения, кое-как выбраться из этой западни. Потом, оправившись от страха и срубив несколько жердей, я долго выуживал сапоги.

Глядя на эти вязкие илистые поля, я стал лучше понимать, каким путем образовывались те гигантские захоронения различных животных, которые обнаруживают палеонтологи в древних слоях земной коры. Ведь тогда все масштабы были несравненно крупнее, и то, что происходит на вахшских разливах, — только миниатюрная копия тех грандиозных процессов, которые развертывались в долинах могучих древних рек и обширных озерных котловин.

Чем еще неприятен разлив — так это комарами. Масса их во время наводнений неизмеримо возрастает. И если в другое время они активны только в сумерках, то в разлив свирепствуют и днем. Кроме того, влажность воздуха делается настолько высокой, что при жаре в 40° почти невозможно дышать.

Зато вместе со свежей водой в озера заходит множество всякой рыбы. А осенью на обширных пространствах мелководий появляются сотенные стаи всевозможных водоплавающих птиц.