В тихом омуте

Теперь он жалел, что поиски не заняли больше времени, что он вообще нашел машину и не остался ночевать в гостинице. Тогда бы прожил спокойно еще целый день. Потому что теперь, обнаружив все окна разбитыми, он понял, что не сможет уснуть. Не только сегодня, вообще никогда. Отдых закончился, и от душевного спокойствия не осталось и следа. Его предали.

Он жалел, что все же порвал со своей невестой. Тогда, если бы за ним пришли, он всегда мог сказать: «Что?! Да я только что вернулся из Испании, где провел пять дней со своей невестой. Красивой и образованной девушкой двадцати девяти лет».

Правда, это вряд ли бы что-то изменило. Было бы не важно, ни что он говорит, ни что делает, ни как прожил свою жизнь: его бы все равно распяли. Для прессы, полиции, школы, общины было бы абсолютно не важно, что он никакой не извращенец, гоняющийся за девушками вдвое моложе себя. Было бы не важно, что он полюбил и что его тоже полюбили. Взаимность чувств никого бы не интересовала, зрелость Кэти, ее рассудительность, ум, выбор – все это не имело бы никакого значения. Все бы зациклились только на их возрасте – ему двадцать девять, а ей пятнадцать – и пустили бы его жизнь под откос.

Он стоял на лужайке, глядя на пустые глазницы окон, и всхлипывал. Если бы что-то еще оставалось неразбитым, он бы сам все разбил. Он стоял на лужайке и проклинал ее, проклинал тот день, когда впервые обратил на нее внимание, увидел, насколько красивее она была своих глупых самовлюбленных подружек. Он проклинал тот день, когда она медленно подошла к его столу, покачивая полными бедрами и улыбаясь.

«Мистер Хендерсон, могу я обратиться к вам за помощью?» – спросила она.

Она наклонилась к нему так близко, что он уловил не испорченный духами запах ее чистой кожи. Сначала он опешил, решил, что она с ним играет и просто дразнит. Разве не она начала первой? И почему нести ответственность за все должен он один? Он стоял на лужайке с полными слез глазами и чувствовал, как его охватывает паника. Он ненавидел Кэти, ненавидел себя, ненавидел ситуацию, в которой оказался и из которой теперь не видел выхода.

Что делать? Зайти в дом, собрать вещи и уехать? Сбежать? Он лихорадочно соображал: куда бежать и как? Его уже ищут? Наверняка. Если он снимет деньги, они узнают? Если попытается покинуть страну, то будут его ждать? Он представил, как служащий в аэропорту сравнит его с фотографией, снимет трубку, и полицейские в форме вытащат его из очереди удивленных туристов, отправляющихся на отдых. А они будут знать, за что его задержали? На торговца наркотиками не похож, террориста тоже, наверняка что-то гораздо хуже. Он посмотрел на пустые окна дома и представил, что внутри его уже ждут, что все уже обыскали, просмотрели все книги и бумаги, перерыли весь дом в поисках доказательств того, что он сделал.

Но они ничего не смогут найти. В нем затеплилась робкая надежда. В доме не осталось никаких следов. Никаких любовных писем, никаких фотографий в ноутбуке, ничего, что могло бы указать на то, что она тут бывала (постельное белье давно выкинуто, весь дом убран и продезинфицирован, все следы стерты). Какие у них доказательства, кроме фантазий мстительной девчонки-подростка? Той, что сама искала его расположения, но получила отпор. Никто, ни одна живая душа толком не знала, что было у них с Кэти, и не должна знать. Нел Эбботт уже отошла в мир иной, а слова ее дочери не много стоили.

Он стиснул зубы, покопался в кармане в поисках ключей, обошел дом и открыл заднюю дверь.

Она накинулась на него в темноте, яростно кусаясь и царапаясь. Он оттолкнул ее, но она не унималась. Какой у него был выбор? Какой выбор она ему оставила?

А теперь пол перемазан кровью, а вымыть его нет времени. Начинало светать. Ему пора.

Джулс

На меня вдруг снизошло озарение. Еще секунду назад я не находила себе места от страха, но сейчас успокоилась, потому что знала. Знала, не где находилась Лина, а кем она была. И теперь могла приступить к поискам.

Я сидела на кухне в оцепенении, не в состоянии ясно мыслить. Полицейские только что ушли и отправились на реку продолжать поиски. Они велели мне сидеть дома и никуда не уходить. На всякий случай. Если Лина вдруг вернется. Велели продолжать звонить и не выключать мобильник. «Вы поняли, Джулия? Пусть телефон будет все время включен». Они говорили со мной, как с ребенком.