Я сунула руку в карман и поняла, что оставила мобильник в сумке на переднем сиденье машины. Я повернулась, чтобы пойти и забрать его, отлично понимая, что, оказавшись в безопасности, уже не решусь покинуть машину, заведу двигатель и тут же уеду.
– Я могу вам помочь?
Я застыла на месте.
– Вы что-то хотели, киска?
Я обернулась и увидела его – он был даже отвратительнее, чем в день похорон. Лицо обрюзгло, багровый нос испещрен синими прожилками, разбегавшимися по щекам, как протоки в устье реки. Походка была прежней, чуть вразвалочку. Он внимательно на меня посмотрел.
– Мы знакомы?
– Это вы Роберт Кэннон? – спросила я.
– Да, – подтвердил он. – Я Робби.
На долю секунды мне стало его даже жалко. Он по-прежнему называл себя уменьшительным именем. Робби – это имя ребенка, маленького мальчика, который играет на заднем дворе и лазает по деревьям. Так не зовут располневших неудачников и банкротов, которые держат сомнительные мастерские на окраине города. Он подошел ближе, обдав меня запахом пота и спиртного, и вся моя жалость тут же испарилась: я вспомнила тяжесть его тела на себе, вспомнила, как не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть.
– Послушайте, милая, я очень занят, – сказал он.
Мои руки сжались в кулаки.
– Она здесь? – спросила я.
– Она – это кто? – Он нахмурился, но потом закатил глаза и вытащил из кармана пачку сигарет. – Черт, вы что – подружка Шелли? Я уже говорил ее старику, что не видел этой шлюхи несколько недель. Поэтому если вопрос о ней, то разговор закончен, ясно?
– Лина Эбботт, – произнесла я. – Она здесь?
Он закурил. В его тусклых карих глазах что-то промелькнуло.
– Так вы ищете… кого теперь? Дочку Нел Эбботт? Да кто вы такая? – Он оглянулся. – И с чего решили, что ее дочь здесь?
Он не разыгрывал комедию. Я видела, что он был слишком туп для этого. Он не знал, где Лина. Я повернулась уйти. Чем дольше я буду здесь находиться, тем больше он узнает. А я не смогу промолчать.
– Погодите, – сказал он, кладя руку мне на плечо.
Я резко дернулась и оттолкнула его.
– Спокойно! – Он поднял руки, словно защищаясь. – Да в чем дело? Вы… – Он прищурился. – Я вас видел – вы были на похоронах.
Наконец до него дошло.
– Джулия? – Его лицо расплылось в улыбке. – Черт возьми, а я тебя и не узнал! – Он оглядел меня с ног до головы. – Джулия, что же ты молчишь?
Он предложил мне выпить чаю. Я начала смеяться и не могла остановиться. Я смеялась, пока по щекам у меня не потекли слезы, а он стоял и смотрел, сначала неуверенно подхихикнув, а потом молча, в полной растерянности.
– Что происходит? – поинтересовался он раздраженно.
Я вытерла глаза тыльной стороной ладони.
– Лина сбежала. Я ее везде ищу и подумала…
– Ну, тут ее нет. А с чего ты взяла, что она может быть здесь? Я с ней даже не знаком и впервые увидел на похоронах. Если честно, даже в сердце кольнуло. Уж больно похожа на Нел. – Он изобразил на лице участие. – Мне было жаль узнать о случившемся. Правда жаль, Джулия.
Он хотел снова до меня дотронуться, но я отстранилась. Он сделал шаг навстречу.
– Я… я просто не могу поверить своим глазам, Джулия. Ты сильно изменилась. – На его лице появилась гадкая улыбка. – Даже не знаю, как я мог забыть, – произнес он, понизив голос. – А ведь это я лишил тебя невинности и сорвал твою черешенку, верно? – Он рассмеялся. – Давно это было.
«Черешенку». С этим словом ассоциировались дни рождения, воздушные шары, веселье и сладкий вкус ягод, а совсем не его скользкий язык у меня во рту и грязные пальцы внизу моего живота. Я думала, что меня вырвет.
– Нет, Робби, – возразила я и сама удивилась, как ровно и спокойно прозвучал мой голос. – Ты не «сорвал мою черешенку». Ты меня изнасиловал.
Улыбка сползла с его обрюзгшего лица. Он оглянулся и снова шагнул ко мне. Голова у меня кружилась от адреналина, дыхание участилось. Я сжала кулаки.
– Я – что?! – прошипел он. – Какого черта?! Я никогда… я тебя не насиловал! – Последнее слово он произнес шепотом, будто боялся, что нас могут подслушать.
– Мне было тринадцать лет, я просила тебя перестать, плакала так, что не могла остановиться, я… – Я замолчала, потому что к горлу подступили слезы, а я не хотела плакать перед этим ублюдком.
– Ты плакала, потому что это был твой первый раз, – заискивающе и тихо произнес он, – и было немного больно. И ты не говорила, что не хочешь. Ни разу не сказала «нет». – И повторил уже увереннее: – Лживая сука! Ты ни разу не сказала «нет»! – Теперь его разобрал смех. – Да я мог получить все, что хотел, помнишь? Половина девчонок Бекфорда бегали за мной в мокрых трусиках. У меня была твоя сестра – самая крутая девчонка в округе. И ты правда считаешь, что мне понадобилось насиловать такую толстую корову, как ты?
Он верил в это. Я видела, что он искренне так считал, и поняла, что проиграла. Все это время он не чувствовал за собой вины. Не испытывал угрызений совести, потому что не считал себя насильником. Все это время, да и сейчас тоже, он верил, что оказал толстой девочке большую услугу.
Я повернулась и пошла прочь. Я слышала, как он шагал сзади, бормоча себе под нос: