В тишине, перед громом

— Так у вас же в международный, — удивленно проговорил проводник, поднимая глаза на гражданина. Простоватый, одетый в скромный, неопределенного цвета костюмчик, тот никак не походил на пассажира международного вагона.

— Пожалуйте, — возвращая билет, сказал проводник. — Ваш четвертый отсюда будет, перед рестораном.

Иван Михайлович между тем, прислонившись к мягкой спинке дивана, развернул роман, взятый на дорогу. Он не успел еще вчитаться, как дверь отворилась и порог переступил новый пассажир.

— Здравствуйте. Извините, конечно, — вежливо произнес он.

«Вот тебе и одиночество», — недовольно поморщился Шевцов, но ответить постарался приветливо.

Попутчик поставил на диван чемоданчик, сбросил пиджак и повесил его на крючок.

— Уфф! — Вытащив платок, он вытер лоб и принялся обмахиваться. — Ужасно жарко! А тут еще спешка кошмарная. Это уж закон — перед командировкой обязательно времени не хватает. Поверите, без пяти шесть только закончил утверждение документов. Без этого ведь не поедешь. А надо еще вещи собрать, перекусить, переодеться, с женой проститься… Едва не опоздал.

«О, да ты к тому ж еще разговорчив, братец», — с досадой констатировал инженер и, сделав вид, что углубился в роман, не ответил на тираду соседа, которая прямо-таки взывала хоть о каком-нибудь сочувственном междометии.

Пассажир посидел несколько минут молча, с любопытством оглядываясь по сторонам и покачивая головой, — купе международного вагона ему определенно нравилось. Однако общительная натура его требовала свое.

— Я ведь в последнюю минуту в кассу-то забежал за билетами, — заговорил он, — раньше сдуру не взял, думал, успею. И пожалуйста — ни купейных, ни даже мягких, представьте, не осталось. Вот и пришлось в международном ехать…

Шевцов не был расположен к вагонной болтовне. Он настроился почитать, поразмышлять. А тут сосед с его фонтаном. И не остановишь!

Но сосед спохватился, надо отдать ему справедливость, сам.

— Извините, надоедаю.

Несколько минут он, шумно вздыхая, энергично обмахивался платком.

— Все-таки необычайно жарко, — снова не выдержал он. — Смотрите, девятый час, а все еще печет. Ну, ничего, теперь скоро уже будет полегче. Солнце-то уж больше месяца, как на зиму повернуло.

Иван Михайлович, сдерживая раздражение, продолжал читать.

— Ах ты, опять я вам мешаю! — виновато воскликнул попутчик. — Вы книжечкой увлеклись, а я болтаю. Простите, ради бога.

Солнце зашло, и на степь, усталую от дневного пекла, на желтеющие спелые хлеба, на привольно разбросанные по ее простору села с обезглавленными церквушками по-южному быстро опускалась темнота.

В купе вспыхнул мягкий свет плафона.

— Может, нам повечерять? — снова оживился говорливый гражданин. — Окажите честь, составьте компанию — простите, не знаю вашего имени-отчества.

— Иван Михайлович, — вынужден был ответить инженер.

— Скажите, какое совпадение! — Сосед Шевцова обрадовался, словно получил выигрыш по лотерее Автодора. — И меня Иван, но только Афанасьевич. Выходит, мы с вами тезки, почти что, знаете ли, родственники.

Он засуетился, раскрыл свой чемоданчик и принялся вытаскивать пакетики и свертки. Застелив столик вышитой петушками салфеткой, тоже извлеченной из чемоданчика, он разложил какие-то пирожки, котлеты, помидоры и гостеприимно повторил:

— Присоединяйтесь, Иван Михайлович, сделайте одолжение.

— Благодарствуйте. Я не голоден.

— Как можно! — воскликнул Иван Афанасьевич. — Вы ж видите, сколько снеди мне жена в дорогу насовала. Словно не в Харьков, а на Северный полюс собрался. Прошу вас, угощайтесь. Сейчас к проводнику слетаю, насчет чаю. Ишь ты, даже в рифму угодил! — смущенно восхитился он собой.

— А вы позвоните, — посоветовал Шевцов.

Вошел, что-то дожевывая, усатый проводник.

— Чай-то у вас в международном положен или как? — бодро, с оттенком некоторого панибратства спросил Иван Афанасьевич.

— А як же, обязательно, — отвечал проводник.

— Тогда расстарайся-ка, диду, нам по паре стаканчиков.

Закусив и напившись чаю, Иван Афанасьевич сладко зевнул.

— Не пора ли теперь на боковую? — Он похлопал ладонью по дивану. — Жаль, постелили. Бухгалтерия-то ведь постель не оплачивает. Есть такая инструкция. Я б и на своей подушечке переспал. У меня, знаете ли, всегда с собой подушечка надувная. Все время ведь ездить приходится. Служба такая. Ну уж ладно. — Он тяжело вздохнул, встал и, наклонившись, помял казенную подушку — мягка ли, откинул одеяло.

И тут Шевцов заметил, что задний брючный карман его попутчика оттопырен чем-то тяжелым. Подождав, покуда Иван Афанасьевич снова сел, инженер мягко сказал:

— С вашего позволения, один вопрос.

— Хоть два, — благодушно разрешил Иван Афанасьевич, снова зевая.

— Где вы служите?

— Я-то? В «Сахаротресте», — кряхтя, отвечал тот, он скидывал башмаки.

— Тогда второй вопрос, — настойчиво продолжал Иван Михайлович. — Почему у вас в кармане оружие? Сидите спокойно, — резко сказал он, видя, как с Ивана Афанасьевича разом соскочил сон. — И не хватайтесь за чемодан. Ну?

— Что это вы, Иван Михайлович? Что за шутки, извините, неуместные? — Он явно пытался скрыть испуг.