В тишине твоих шагов

целуются перед титрами. Это очень хорошо. Даже правиль-

но. Но у реальной жизни свои законы.

Не всегда могут двое травмированных жизнью людей,

переживших в один день воссоединение, балансирование на

грани жизни и смерти, отчаянную схватку с опасными

убийцами, вот просто так улыбаться друг другу и, срывая

одежду, предаваться страсти в гостиной на старом диване.

Им нужно время. Пять минут, пять часов, дней, а порой

и лет, чтобы осознать случившееся. Чтобы пережить и, пе-

реступив через это, жить дальше.

—  Если так подумать, то мы почти ничего не знаем друг

о друге, — произнесла я, включив свет, и скинула обувь

в коридоре.

325

Мы зашли в квартиру Тимофеева. Непроглядная темень

стояла за окном. Часы на стене показывали начало второго

ночи. До восхода солнца оставалось немногим более часа,

но спать мне совершенно не хотелось.

—  А что бы ты хотела узнать? — спросил Лёша, наблю-

дая за движениями моих губ.

—  Ты всегда ведешь себя сдержанно.

Он снял кроссовки и бросил ключи на полку в прихожей.

—  Это плохо?

Я стянула с плеча сумку и повесила на крючок.

— Нет. Я сама скрытна по натуре, поэтому могу тебя

понять.

—  Я полагал, это хорошая черта для мужчины.

Мне не удалось сдержать улыбку.

—  Не могу не согласиться.

Тимофеев склонил голову, размышляя.

—  Особенно для того, кому порой бывает непросто и го-

ворить, и понимать, что ему отвечают.

Я кивнула, прошла в гостиную и скромно присела на край

дивана.

—  Я понимаю.

Лёша скрылся в кухне. Забренчала посуда.

Я уставилась на аудиосистему, вмонтированную в кон-

соль под телевизором. Шикарные динамики! Интересно,

как давно ими не пользовались? Опустившись на корточки,

я подползла, и мне удалось рассмотреть её ближе.

Отличное оборудование, не новое, но и не морально

устаревшее. С таким можно было бы устроить небольшую

вечеринку с танцами до утра. Как жаль, что я не люблю по-

добные мероприятия.

Я включила её и настроила на радиоволну. Приглушен-

ные ритмичные мелодии заполнили помещение.

— Когда-нибудь, наверное, я расскажу тебе о своей

жизни. — Тимофеев подошел и сел рядом, скрестив ноги

в позу йога. В его руках были изящные бокалы на высокой

ножке. Он протянул мне один, на четверть наполненный

ароматным красным вином, оставив себе второй. — По-

верь, в ней мало того, что было бы тебе интересно.

Я приняла бокал и с удовольствием сделала глоток. Вино

было пряным и терпким. Как раз то, что нужно.

326

—  Иногда мне кажется, что я знаю тебя уже давно.

Его взгляд скользнул по включенной аудиосистеме и вер-

нулся к моему лицу.

—  А если честно, я просто в смятении. Иногда мне ка-

жется, что кто-то другой теперь принимает за меня ре-

шения, поступает так или иначе, абсолютно не советуясь

со мной.

Я улыбнулась, чувствуя смущение.

—  Может, это сердце?

Тимофеев спрятал глаза за своим бокалом, делая вид,

что разглядывает вино.

—  Больше похоже на безумие.

Сделав еще глоток, я поставила бокал на полку возле те-

левизора. Грудь словно сдавило обручем, настолько тяжело

было дышать, находясь всего в метре от любимого человека

и не касаясь его.

Мы оба знали, чего хотим. И как же странно и непри-

вычно было стараться оттянуть момент желанной близости

при помощи столь банальной уловки — милой болтовни за

бокальчиком хорошего вина. Но именно это делало то, что

должно было случиться, столь значимым и вожделенным.

Я чувствовала нарастающее желание, но прятала глаза,

ожидая момента, когда мучение станет невыносимым. Тог-

да разорвать нить напряжения будет еще слаще и приятнее.

— Мне нравится, — мягко произнесла я, облизнув гу-

бы, — что рядом с тобой я чувствую себя... легко.

Тимофеев сверлил меня взглядом, еле справляясь с эмо-

циями. От него исходила такая сила! Не физическая, ско-

рее духовная.

—  Возможность быть собой — большая роскошь в наше

время.

Я согласно кивнула и поспешила отвернуться. Мне тре-

бовалось перевести дух. Покрутив ручку на панели управле-

ния, я поменяла звучавшую радиоволну на другую и снова

устроилась напротив Лёши.

—  Ты… любил когда-нибудь? — поправляя скомканное

платье, спросила я.

Тимофеев глубоко вздохнул, стараясь унять волнение.

—  Думал, что да.

—  Она была красивая?

327

— Это уже не важно. — На его лице отразились боль

и разочарование. — Она приходила в больницу, навещала

меня, но, дождавшись дня выписки, объявила, что не выне-

сет таких испытаний. Я тогда встал на ноги, долго ходил по

пустым коридорам, в абсолютной тишине, и не знал, зачем

мне жить дальше. И только теперь понимаю, что боль, кото-

рую я испытал, стала огромным приобретением для меня.

— Почему?

— Потому что люди, которые были лишними в моей

жизни, покинули её сами.

Я тяжело вздохнула и крепко сжала его руку.

—  Не знаю, что и сказать…

Тимофеев поменял позу и отставил бокал подальше.

—  Поэтому я долго время чувствовал себя мертвым пнём.

Окостенелым и сухим. Даже сама мысль о том, что я могу

когда-то испытать хоть какие-то чувства к другому человеку,

довериться и впустить в свое сердце, была невообразимой.

Сейчас я чувствую, как на этом пне растет дерево, и это про-

исходит помимо моей воли. Я оказался беспомощен перед

своими чувствами. И не знаю, стоит ли стыдиться этого.