В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

А. И. <Гучков> мне написал, что хорошо было бы, если бы я послал статьи, находящиеся у Вас в копии, — Петру Николаевичу <Врангелю>. Собственно говоря, я был уверен, что Вы их пошлете для ознакомления. Просьба пользоваться доверительно к Петру Николаевичу не могла относиться. Если Вам не трудно, пожалуйста, пошлите, мне сейчас так трудно со всякими «копиями»: Марийка[353] переведена «на кухню» ради экономии, и стукаю я все сам, и очень плохо и медленно нестерпимо.

Другая Мария <Захарченко-Шульц> трагически покончила свою бурную жизнь. Этого нужно было ждать: надо было лично видеть, как верила она в это дело и как была предана персонально некоторым людям. Для нее это было слишком горькое разочарование, после которого не стоило жить. Она пошла на безумье, лишь бы опять как-то воскресить веру. Цельный тип и будет когда<-нибудь> героиней киноромана с героическим концом. Боюсь, что она, бедняжка, приняла истинно мученический венец. Что кроется под этим «умерла от ран»? Она несколько раз мне говорила: «мы-то (с мужем) все равно погибнем»[354].

В закулисной борьбе политических сил рекомендации по обнародованию шульгинских статей исходили из тех правых кругов, которые были недовольны деятельностью Кутепова и требовали отстранения его от работы в России. Их позицию выразил А. И. Гучков, писавший П. Н. Врангелю 30 июля:

После последних событий в России, после провала «треста», ввиду нервозности власти и запуганности населения приходится, конечно, приостановить всякую активную работу в России. Это, однако, не обозначает, что следует отказаться от поисков. Таковые поиски производятся, кой-какие возможности открываются и завязываются новые связи. <…>

Жаль Захарченко! да и погибла она зря, для реабилитации подмоченной заговорщической репутации К<утепо>ва. По человечеству ее жалко, но я рад, что хоть она доказала свою лойяльность. Правда, по-видимому, во всей банде она одна оказалась праведницей. Но какой же слепой! Как объяснить, что она ничего вокруг себя не видела?[355]

А. А. фон Лампе, встретившийся с Врангелем в те летние дни, занес в дневник запись разговора, резюмирующую последние события: