В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

Это указание Арапова впервые, насколько нам известно, оглашало версию, впоследствии просочившуюся в эмигрантскую печать и выявившую свое явно чекистское происхождение. Замечательно, что «подпольно-дезинформационная» история не высосана, так сказать, из пальца, а фабрикуется с учетом вкусов потребителя, создается с прицелом на исходную реакцию данного сектора эмигрантской общественности, как бы ему в угоду. Но первоначальное озарение, снизошедшее на Шатилова и Врангеля, что Захарченко (вопреки официальному извещению от 5 июля) жива, поскольку она такой же агент-провокатор, как Опперпут, модифицируется: она — томится во Внутренней тюрьме, Опперпут же получает высокую награду и новое назначение[367]. Смысл этой метаморфозы уясняется, если мы примем во внимание «странное» письмо, посланное спустя две недели Г. Зверевым (Г. Н. Шульц-Радковичем) к В. С. Кияковскому (Стецкевичу) — видному чекисту-контрразведчику, первоначальному архитектору «Треста», — с обещанием изменить кутеповскому делу и вступить в сотрудничество с ГПУ в обмен за передачу записки в камеру жене. Расшифровку этого письма к Кияковскому, отправленного за подписью Карпов-Пролетарий, и записку к М. В. Захарченко-Шульц, сохранившиеся в Гуверовском архиве[368], опубликовал Б. Прянишников в своей книге[369]. После провала московской тройки именно Г. Зверев (Радкович-Шульц) встал во главе кутеповского боевого отряда в Финляндии, и появление «трестовского» слуха о том, что М. В. Захарченко осталась жива, могло облегчить заманивание его внутрь страны.

Значительно осложнила общую картину новая угроза авторитету Кутепова, внезапно обозначившаяся с совершенно непредвиденной стороны. В конце июля громко заявило о своей партизанской деятельности, развернувшейся на обширной территории советской России, Братство Русской Правды[370]  — группа, считавшаяся безнадежно маргинальной и ограничивавшаяся до тех пор изданием низкопробного подпольного агитационного листка, заполнявшегося анонимными заметками и пещерными политическими лозунгами. Сводки о ее бесчисленных боевых действиях и информационные заметки о ней хлынули на страницы эмигрантских газет. Если советская пропаганда утверждала, что нет никакой почвы внутри страны для заговоров и восстаний, то из отчетов Братства вырисовывалась диаметрально противоположная картина: невиданный размах массовой вооруженной борьбы против коммунистов, особенно на западной и южной окраинах СССР и на Дальнем Востоке. На фоне таких победных реляций боевые успехи Кутепова выглядели крайне тускло. Особенным ударом для него должен был быть самый факт публикации агитационных материалов Братства в Возрождении,[371] в газете, которая до тех пор была главным для него оплотом. Публикация была предпринята в обход и вопреки распоряжениям главного редактора П. Б. Струве и послужила одним из поводов к его отставке, вскоре объявленной[372]. Выход Братства Русской Правды на публичную арену представлял собой попытку воспользоваться смятением, охватившим эмигрантскую общественность в результате «провалов» Кутепова, и заполнить показавшееся вакантным место в борьбе с большевизмом. П. Н. Врангель сразу резко отрицательно отозвался о военных сводках и других рекламных трюках организации, расценив ее как чекистскую мистификацию:

Касательно «Братства русской правды» все более прихожу к выводу, что тут — провокация. Я имею в виду не издательство С. Кречетова, а одноименную «боевую организацию», сводки коей появляются в «Нов<ом> вр<емени>», а описание боевой работы на страницах «Возрождения» в виде записок какого-то атамана Кречета. Все это, думается, такая же ловушка для доверчивых дураков, как в свое время пресловутая «монархическая организация» Федорова. Это необходимо выяснить, дабы пресечь нашу молодежь[373].