Налицо разительное отступление от июльского коммюнике ОГПУ и интервью Г. Г. Ягоды. Тогда указывалось, что тройка, двигавшаяся из Москвы к польской границе, разделилась, причем Оп-перпут был обнаружен 18 июня в районе Яновского спиртного завода и убит в перестрелке на другой день там, а Захарченко-Шульц вместе с Петерсом — под Дретунью 23 июня. Теперь упорное нежелание помянуть Опперпута привело к перераспределению ролей.
Чем объяснить эти изменения? Мы видели уже, что одним из главных тезисов Кичкасова было выпячивание «импортного» характера террористических вылазок и утверждение о завербованности их исполнителей иностранными разведками. Но Опперпут нарушал стройность этой картины. Если его и можно было назвать чьим-нибудь агентом, то агентом не иностранной разведки — финской[479]
или, тем более, польской, — а агентом («сексотом») советской контрразведки. В ходе только что пронесшейся шумной кампании в эмигрантской прессе это было удостоверено по двум, так сказать, каналам: как самим Опперпутом в его гельсингфорсских записках, так и анонимным его разоблачителем, усердно поставлявшим в разные органы печати дополнительные — достоверные или ложные — сведения из его чекистской биографии. Возникала парадоксальная ситуация: если в мае советская дезинформационная контрпропаганда дозарезу нуждалась в таком разоблачении «провокатора», то теперь, после июньского покушения, с одной стороны, и подробного обсуждения «Треста» и подвигов Опперпута вслед за бурцевской статьей в