В тот год я выучил английский

Симон, можно сказать, родился с черной бабочкой, в пиджаке с переливающимися, шелковыми, округлыми, твердыми лацканами, которые от плеч доходят до высоты пупка, где полы снова сходятся и застегиваются на одну или две перламутровые пуговицы, ну и конечно же рубашкой с потрясающими складками, они напоминают пластинки жалюзи, опускающиеся в бюро частного детектива в одном из американских криминальных романов или на картинах Хоппера. Англичане обожают надевать смокинг, а девушки — ходить в длинных вечерних платьях при малейшей возможности. Я своими глазами видел длинные очереди британцев, словно сошедших с полотен сюрреалистов, одетых подобным образом, перед кинотеатром, где демонстрировались новинки. Вечерний костюм был новым (экзистенциальным) опытом в моей жизни, так как понятно, что встречают по одежке — для чего же еще люди переодеваются, как не для того, чтобы обмануть мнение окружающих, изменить свою личность и с помощью кажущихся метаморфоз позабыть состояние голого червя, которого мы пятнадцать тысяч лет кутаем в различные ткани. Увидев подобного червя, любой межгалактический путешественник с далекой звезды, ужаснувшись, раздавил бы каблуком, как сделали бы и мы с яркой гусеницей. Каждый раз, когда на арену цирка выходит шимпанзе в яркой юбочке или штанишках на бретельках, я вижу не обезьяну, а представителя нашего рода, который получился после того, как неизвестные бактерии соединялись на протяжении миллиардов лет. Все время мы оглядываемся на то, как мы одеты. Оглядываясь в прошлое, мы видим, как смешна и гротескна мода. Мода как раз для того и существует, чтобы заставить нас забыть об этом, пытается соединить одежду с настоящим временем.

Я примерил два или три смокинга под оценивающим взглядом продавца, но на самом деле ему было наплевать, в его обязанности входило каждый раз появляться в дверях, когда там возникал студент, у которого не было вечернего костюма, но тем не менее он обращался к нему «сэр» и помогал выбрать смокинг из длинного ряда пиджаков. Время было спокойное, в бутике были только он и я в окружении смокингов, и у него была возможность небрежно высказывать свое мнение, формируя меня на свой вкус, обработать грубое полено, чтобы создать современного Пиноккио. Главная проблема состояла в том, что часть марионеток сопротивлялась, упорно отказывалась поддаться его усилиям. Каким бы ни был фрак, существовало множество вариантов, из которых Набоков, любитель смокингов, собирал гербарий. Брюки провисали на попе и делали мою задницу огромной, раздувая фигуру от талии так, что я становился похож на карлика. «Какая разница! Не все ли равно!» — скажут многие, that’s not a real problem[121], так как пиджак — ведь нет никаких оснований, что я его сниму, разве не так? — прикроет все это безобразие и вернет мне стройность и возможность изящно взять Мэйбилин под руку. Не будучи оригинальным, замечание было разумным. Стоики прекрасно понимали, что стремиться к идеалу вредно во всех отношениях. Чтобы подкрепить успех, я взял напрокат пару черных лакированных ботинок, которые производили впечатление ламинированных — продавец уверял меня, что они водоотталкивающие, но туфли не просто казались пластмассовыми, они такими и были. Это была обувь, в это время во всех странах необходимая для вечернего костюма; все представители мужского пола, которых я видел в смокинге, носили именно такие туфли. Я чувствовал себя окрыленным и вышел из магазина как настоящий герой, зажав пакеты под мышкой.

68

Около десяти утра — без сомнения, она слишком поздно вернулась из Лондона, поэтому не могла позвонить накануне — я положил записочку под звонок велосипеда Мэйбилин, который был прислонен к знакомому дереву. Я снова увидел ее велик за последние несколько дней, он громко возвещал о ее присутствии, и его руль возвращал меня к жизни, торча в небо, сегодня ярко-голубое. Этим я хотел сказать, что жду ее у кафе, находившегося в двух шагах, just round the corner[122], как раз напротив ботанического сада. I’ll wait there for you[123].

69

Она, улыбаясь, приближалась ко мне, даже издалека я видел ее улыбку. Она была в джинсах и светло-голубом свитере, с черным бархатным ободком на блестящих волосах. Так как кафе находилось совсем рядом, Мэйбилин оставила свой велосипед у дерева и пошла пешком. Это напоминало сцену поединка в вестерне времен моего детства, как будто бы Мэйбилин расстегнула пояс, бросила его вместе с оружием на пыльную землю и шла ко мне более обнаженной, чем когда-либо. Мы оба были безоружны.

— How did get on?[124]

— Well, it went well[125].

Я до нее не дотронулся, даже не коснулся. Мэйбилин стояла на тротуаре прямо напротив меня и улыбалась. Из моего рта вылетали глупые и бессмысленные слова. Я никогда в жизни не был в таком замешательстве, я был смущен, так как было ясно, что она ничуть не разделяла мои чувства. Почему же я был так смущен?