В тот год я выучил английский

Симон обожал старые машины с открытым верхом, которых уже нигде не встретишь, кроме как на поворотах маленьких сельских улочек, они оставляли за собой следы колес и гул шумного устаревшего мотора. За правым рулем таких машин всегда сидит человек в головном уборе, похожий на Джона Стида, словно выпрыгнувшего из телесериала, по-английски «Мстители», по-французски «Котелок и кожаные сапоги», и возможно, рядом с ним будет мисс Эмма Пил, ее золотисто-каштановые волосы будут развеваться на ветру. Это картинка идеальной современной пары, о какой мечтают, даже не осознавая этого, с равенством полов, с некоторой дистанцией в отношениях, полными юмора и иронии. Симон уговорил владельца гаража одолжить ему это «маленькое чудо» на выходные. Мы все уселись и отправились в Грандчестер. Грандчестер располагается вдоль Кэма, в двух или трех милях от Кембриджа; он укрылся посреди фруктовых деревьев, не случайно это место названо Орхард, то есть фруктовый сад, дикий, где стоит маленький деревянный домик, подают чай, кексы и пирожные и вас встречает рассредоточенный строй шезлонгов, которые давно уже было пора списать, на них натянута старая двухцветная ткань с широкими синими и белыми или красными и белыми полосками. Когда падаешь в шезлонг, каждый раз возникает ощущение, что ты неудачно ударился задом о землю, затем приходит чувство, длившееся долю секунды, что падению не будет конца, в последний момент понимаешь, что счастливый случай тебя спас. Это место, где можно стать счастливым. Мы расположились самым лучшим образом, какой мог быть, что не было ни малейшего желания двигаться. Англичане обожают это, и мы тоже. Я только не понимал, почему Мэйбилин нет с нами.

Сад, в некотором роде, был предоставлен сам себе: никакой геометрии, дорожек, острых и прямых французских углов, а наоборот — мягкое запустение, задуманная небрежность. Трава была высокая и густая, приподнятая на маленьких земляных холмиках, фрукты не собраны, они гнили там, куда укатились, мы ждали, что вот-вот появится девочка, преследующая белого кролика. Часть волшебства заключалась в том, что заранее было неизвестно, придет ли кто-то и накроет столы, разбросанные на маленькой лужайке. Между ними было первоклассное пространство, сохранявшее уединенность каждого. На раздаче напитков за деревянным прилавком, на котором стоял чайник, две толстые англичанки ленивыми жестами раскладывали кексы и пирожные. Простояв в очереди в два-три человека, никогда не забывайте — совет Барбары — попросить добавить взбитых сливок, чтобы они шапкой укрыли пирожное.

Несмотря на все усилия Симона, автомобиль не желал покидать это место. Наконец Симон позвонил хозяину гаража, тот не был удивлен и сказал, что можно оставить машину, так как с ней в Орхарде ничего не случится.

Мы вызвали такси. Усевшись на заднем сиденье, я наблюдал, как порой приятно сидеть лицом к лицу в английском такси, двое пассажиров поворачиваются спиной к шоферу и следят, как убегает прошлое, другие двое смотрят, как на средней скорости приближается будущее. То, что люди находятся вместе, дает смутное впечатление: собрались друзья, хорошая компания — эти машины пытались вас убедить, даже на ходу, в этой тряске, что можно сохранить вежливость и умение жить.

За несколько дней до этого мистер Райт нам рассказывал, насколько английский язык точнее, чем кажется, слово «кеб» (такси) произошло от французского «кабриолет», а то в свою очередь пошло от слова «кабриоль» (прыжок), которое по прямой доходит до слова «кабри» (козленок), то есть детеныш козы, только что появившийся из брюха матери и принявшийся скакать из стороны в сторону, удирая то прыжками, то шагами в непредвиденном направлении, он ощущает радость существования во времени и пространстве, в трех измерениях, пытается почувствовать ее еще сильнее. Сначала в кабриолете, потом в кебе, все те же пропорции движения заставляли нас двигаться, трястись, а мое плечо касаться Дженнифер. Что же произошло?

Прыжки, скачки, канаты, ловкие трюки — все это, несомненно, поддерживало связь с духом рок-н-ролла, который поднимался на дыбы, восставал, да, целиком был погружен в идею резкого переворота, восстания и наигранное возмущение. Появляется некая девушка, она помещается в иллюзионную коробочку, совершают несколько взмахов, затем снимают белую простынь, и после мгновенного превращения рядом с вами на заднем сиденье появляется элегантная красотка, совсем не такая, как вы ожидаете, и ведет разговоры на высокие, хотя и скучные темы, а вы к тому же ее не слушаете. Ветерок врывался сквозь опущенное стекло. Мэйбилин? Она исчезла в неизвестности, растворилась в призрачном воздухе, однако ее присутствие чувствовалось то тут, то там, так как я мог ощущать аромат ее духов внутри меня, так же как вокруг я слышал голоса Симона, Дженнифер и Барбары.

65