В ту осень яблони зацвели во второй раз

— Ну, уж и малёк! — не согласилась старая. — Видала издаля: мужик мужиком, нашим старпёрам не чета — ладный молодец! — и добавила заговорщически: — Ты, однако ж, не очень-то млей, а то соседская хурия хвост-то вертлявый повыдергает. Нужна тебе такая комедь?

— Не нужна, — вздохнула травленная вертихвостка, — ни комедь не нужна, ни действующие лица, — и закричала в отчаяньи: — Хватит тебе выдумывать невесть что! — и тихо: — Мне и самой пельменей охота.

Бабка поднялась из-за стола.

— Ну, тогда едь. Сварганим и ему отделим, не обделим, а то, небось, с Петровного овоща уже дристун пробрал, — и добрая женщина звучно рассмеялась, радуясь женской консолидации.

Прежде чем добраться до мяса, надо было протопать три км до шоссейки, там подождать проходящего переполненного автобуса или притормозить попутку с добрым водителем, проехать почти 15 км и оказаться, наконец, в небольшом пыльном городишке с сохранившейся с царских времён деревянной архитектурой, изъеденной временем, и градообразующим базаром, куда свозилось с округи всё нужное и ненужное в надежде выручить хотя бы малую толику деньжат на дорогущие дрова и уголь да на кое-какое рабочее барахло, да и пара бутылей пива не помешает. От всего, что лежало прямо на земле, на подстилках и дряхлых прилавках, глаза разбегались: не знаешь, к кому подойти и на чём остановить ошалелый взгляд. Особенно привлекали красочные упаковки с вредным содержимым, завезённые спекулянтами из большого города и так нравящиеся пацанам. Всё бы взял, да кишка тонка у селянина, гроши-то считаны-пересчитаны, на далёкое вперёд запланированы. Повздыхает-повздыхает, возьмёт, скрепя сердце, с отчаянья, что-нибудь уж совсем ненужное — была не была! — и скорей домой с тоскотищей в глазах, полупустой сумкой и отощавшим кошельком. Маша не из тех, она не торопилась, ей китайские отрава и барахло были не внове, этого ни ей, ни бабке не надо. Прошла прямиком к мясникам, мордатым, распаренным на солнце, лениво отгоняющим от мясных кусманов рассвирепевших зелёных и синих мух, выбрала с перепалкой пару кило говядины да столько же свинины, зашла в магазинчик и прикупила с запасом «Провансаль» Михеева, а ещё бабуле две бутылки кока-колы — старая, наглядевшись сериалов, где только и делают, что пьют всякую гадость, вдруг на старости лет подсела на колу до того, что даже в чай её добавляла. Хотела было взять какую-нибудь бутылку вина с яркой этикеткой и непонятным содержимым, но в последний момент решила, что лучше первородного первача ничего нет, а если к нему добавить бабушкиной колы, то и пресловутые хвалёные виски с содовой в подмётки ему не сгодятся. Зашла в шмутьевой магазинчик, пестрящий китайским барахлом, но только и приглядела, что прозрачный пакетик с изумрудным плёночным плащиком на всякий дождливый случай — должна же осень прийти, наконец, а вдруг как застанет в дороге. А напоследок прихватила, вернувшись в ряды, толстенные грубые носки из собачьей шерсти для любимой бабули. Подумала было обрадовать чем-нибудь и соседа, но только улыбнулась: не заслужил ещё. Удовлетворившись удачным шопингом, заспешила на автобус.

Он, старенький, ещё советский, забарахлил на полдороге, и пришлось голосовать в очередь, так что домой вернулась поздно, и ни о каких пельменях и речи не могло быть. С устатку ограничилась чаем с оладьями, с досадой выругала себя за то, что не купила приличной заварки, и пришлось довольствоваться Катерининым мусором времён не к ночи упомянутого Горбачёва. Ладно, хоть бабуля порадовала.

— Малыш, — сообщает, — цельный день на крыше тюкал — дельный парень, — и улыбнулась. — Поздоровкался и здоровья пожелал, хитрый, шельма, так и метит на пельмени.

— Обойдётся! — грубо заметила Маша, и бабуля не стала перечить, поняв, что внучка, утомившись, вернулась не в настроении.

Новый день обещал быть ещё жарче. Когда проснулась не в рань, а где-то ко второму офисному завтраку, солнце уже ярило нестерпимо, и оттого стало радостно и ничего не хотелось делать. Бабка уже успела вымесить тесто и усердно трудилась у старенького, потемневшего от времени мясорубочного станка, готовя фарш.

— Иди, иди, — отказалась от робкой помощи, — я сама сделаю, как умею, без подсказок, а то ещё разругаемся, и фарш прокиснет.

Несмотря на то, что бабуле подкатывало под девяносто, прыти в ней было побольше, чем у иной молодой, и глаза всегда глядели на мир весело и ясно. Она была ярчайшим наглядным примером преимущества постоянного движения, добра и позитивного восприятия жизни над всякими там научными диетами и обманными аэроби-фито-йогами. Маша не стала всовываться в хозяйское дело, не очень-то и хотелось, и вышла во двор, выманенная неумолчным назойливым стуком молотка по железу. «Чтоб ты по голове себе попал!» — пожелала с лёгким раздражением, но, увидев студента на соседней крыше, отозвала поспешное пожелание.