В тупике сбывшихся желаний

— Ваще, придурок. Да такое нельзя оставить.

Фрики показала средний палец, словно тот тип сидел перед ней.

Она грозно вращала глазами, а облако косичек то и дело взметалось в воздух.

Бомжиха послала вечером поговорить с вымогателем одного устрашающего вида хомлеса, с которым у неё была давно, когда ещё не пугала своим видом, интрижка. Джимми, детина почти двухметрового роста, с жилистыми кулаками и головой с тыкву, производил неизгладимое впечатление. Даже среди отбросов общества попадаются приличные, если можно так выразиться, люди.

Громила одним своим видом припугнул адвоката-неудачника, что тот присмирел. Пообещал, что продолжит вести дело. Но впредь Анжела приходила на встречи с ним вместе с Фрики, которая тоже привязалась к новой знакомой. Ну как же! Она подняла её авторитет среди бродяг, сделав в момент знаменитой. Во всех местных газетах красовались два лица. И ещё неизвестно, которое выглядело колоритней: измазанное сажей Фрики или в кровоподтёках Анжелы. И вместо имени к Фрики обращались: «спасительница русских парашютисток», хотя никто в жизни из хомлес не видел в глаза парашют.

Но жить на что-то нужно, а иначе протянешь ноги. Хотя Анжела радовалась вынужденной диете. Несколько килограммов всегда хотела сбросить, а тут такой удобный случай. Энжи безуспешно искала работу. После очередного интервью она задумчиво прогуливалась по набережной, разглядывая ярко одетых мужчин и женщин, весело переговаривающихся и катающихся на роликах. Их загорелая кожа излучала уверенность в том, что и завтра, и через неделю они будут также вольготно нагуливать серотонин, гормон радости, прогуливаться перед благодушным океаном. Анжела вздохнула и присела на скамейку, нагретую солнцем.

— Подруга, есть закурить? — спросил по-английски хриплый женский голос.

— Нет, простите, — медленно проговорила Энжи.

— О, да ты наша!

Анжела чуть не подскочила на месте. Рядом стояла девица в коротком красном платье, из которого грудь так и норовила вырваться на свободу всей мощью нежной плоти. Под глазом синел неаккуратно закрашенный тональным кремом фингал.

Новая знакомая назвалась Татьяной. Она легально попала в страну, что было единственным законным событием в её жизни за последний год. Так сказать «работодатели» обещали, что будет работать нянькой в богатой русскоговорящей семье. Но её обманули, забрали паспорт и заставляли заниматься проституцией. Девица разрыдалась, вздрагивая сутулой спиной с оттопыренными лопатками. И как ни странно, неустроенная Анжела, страдающая оптимизмом, обняла бедняжку, по-матерински гладя по голове.

— Тань, давай вдвоём снимать комнату и пробиваться в жизни?

У Тани уже был адвокат, который помогал вырваться из нелегального бизнеса. Он предложил заняться и делом Анжелы. Татьяна за год в США приобрела связи, порой добытые на её неприглядной работе. Женщины перебрались в Нью-Йорк, где стали искать свой путь в жизни среди обширной русской эмиграции, насчитывающей около полумиллиона человек, и постепенно встали на ноги. Устроились официантками в один из брайтоновских ресторанов, зарплата позволяла сносно существовать: они снимали крошечную квартиру и закупались продуктами, используя систему бесчисленных дискаунтных талонов в крупных универсамах, когда можно было купить товары чуть ли не в два раза дешевле, чем в других местах. Но вскоре у Тани появился бойфренд из русских, и она перебралась в Лос-Анджелес.

Анжела с подругой на прощание обнялись и всплакнули, Энжи осталась одна. Она сменила работу. Ее фирма обеспечивала кейтеринг, то есть предоставление блюд и официантов для организаций и индивидуальных клиентов. Приходилось всё время попадать в разные дома, гостиницы, офисы. Вскоре она знала город, как облупленный.

Однажды, на одном из приёмов, её поманил пальцем юбиляр. Старик сидел в инвалидной коляске и радостно улыбался. Он попросил Анжелу о какой-то мелочи. Потом пригласил присесть рядом. Сказал в шутку всем, что если бы был молодым, то сделал такой милой девочке предложение.

Анжела покраснела, гости рассмеялись. Она стала уже забывать о приключении.

А незадолго до того, как решилась судьба со статусом Энжи, её пригласили на интервью для телевидения. Анжелу долго окукливали, гримировали перед съёмкой, наносили толстый слой грима, замазывая и затемняя кожу. Когда, наконец, удалось мельком бросить взгляд в зеркало, Энжи нервно закашляла. Отражение напугало её. Впалые щёки, припухшие веки, опущенные уголки губ — всё говорило об истощении и болезненности. Хотелось плакать, но гримёр, гладкий и сладкий парнишка с подведёнными глазами, запретил, сердито зацокав.

Надев на Анжелу мятую футболку с дядей Сэмом, отвели в студию и посадили в мягкое кресло перед излучающей благополучие и уверенность журналисткой в облегающем костюме. Её светлые волосы, собранные в строгий пучок, говорили о профессионализме и сосредоточенности.

Внезапно режиссёр передачи предложил:

— А что, если наденем гостье маску Микки Мауса для загадочности? Пусть зрители думают-гадают, как она выглядит.