В тупике сбывшихся желаний

В первый же день она выкрала единственную помаду Анжелы из сумочки и принялась модернизировать интерьер гостиной. Энжи повезло: среагировала на акт «дизайнерского» вандализма быстро, и пострадала лишь одна стена. Пока нянька оттирала малиновую полосу, Молли норовила укусить её за части тела, куда могла дотянуться, причем делала это успешно. Задыхаясь от желания выпороть маленькое чудовище, Анжела скомандовала ей исчезнуть с глаз долой. Удивительно, но рыжая бестия убежала. Облегчённо вздохнув, Энжи поглядела на стену: чистота. Однако она недолго радовалась.

Молли сменила амплуа: тщательно разрисовывала одежду, книги и мебель шариковой ручкой, найденной у Пола в кабинете. Она, что называется, изводила бедную няню. На второй неделе во время обеда Молли безудержно плевала в Анжелу супом с брокколи. «Меткая дрянь», — думала Энжи, промывая глаз.

Как ни хотелось Анжеле работать в семье Пола, но… этот кошмар не мог продолжаться вечно — нервы подвели. Однажды девчонка улизнула в ванную и, когда няня распахнула дверь, примерялась раскрутить бутылку с отбеливателем. Анжела выхватила моющее средство. Молли принялась кататься по полу, норовя её лягнуть. Энжи, схватив девочку, крикнула, чтобы та не смела брать бутылки без спроса, и ударила малышку по попке. Молли вывернулась и убежала к родителям. В Америке детей наказывать запрещено. Через несколько минут Энжи была уволена.

А вместе с работой няни Анжела и закончила карьеру певицы, которая, собственно, и не успела начаться: Пол эксплуатировал Энжи, обещая со дня на день устроить полноценный концерт. Но спускаясь в скоростном лифте с пятьдесят четвертого этажа, Анжела была счастлива. Вот она — свобода! Энжи дышала полной грудью: больше не надо боязливо оглядываться, чтобы, не дай Бог, не наступить на куклу «её Высочества» Молли, ведь это обязательно приведёт к истерике с дикими воплями, от которых едва не закладывало уши, сопровождающимися морем слёз и липких соплей. Человеку всегда становится хорошо, когда спадает напряжение, чем бы оно ни было вызвано. Пусть противный ребенок изводит за доллары другую няньку, а таких, как она, ещё поискать!

Анжела старательно, не повышая голос, объясняла девочке, что так себя вести нельзя, но всё было безрезультатно. Да у неё ангельское терпение, что выдержала эту неуправляемую душеизводительницу несколько недель! За углом незадачливую няню ждало спасение от ужасов детской. Проведя пластмассовой карточкой по узкой щели аппарата, Анжела нырнула в сабвей. Это особое место, где порой было страшно, а порой и занятно.

Главные узловые станции, такие как Лексингстон Авеню или Тридцать Четвертая стрит, до глубокой ночи не знали, что такое тишина. На всех площадках, где были переходы на другие ветки, играли оркестры или «one man band» — одинокие музыканты.

Здесь порой можно было встретить и голливудских звёзд, пришедших показать себя народу, вместо репетиций в душном ангаре, и обкатать новые песни. Но в основном пассажиров развлекали бродячие музыканты. Однажды Анжелу удивил афроамериканец, который выделывал что-то невообразимое, барабаня по пяти пустым вёдрам. Порой он ударял и в маримбу, стоящую чуть поодаль. И тогда щемящий, проникающий в душу звук заставлял всё внутри отзываться на мелодию, её сердце заворожённой «коброй» подчинялось заклинателю. Она подошла к исполнителю в высокой шапке, куда были убраны пышные волосы, и бросила честно заработанный трудовой доллар.

А что?! Получила удовольствие — плати, такова жизнь! Сейчас Анжела ехала, чтобы проведать подругу в Бруклине, ну и остаться ночевать…

Одиннадцать часов вечера. Испытав за сегодняшний день столько потрясений, она забыла золотое правило сабвея — садиться в поздние часы только в первый вагон, где был машинист, или средний вагон, четвёртый или пятый, где был кондуктор поезда. Анжела села в последний, куда даже полиция не любит заходить — от греха подальше. Через две станции, в районе Канал стрит, к ней подошли тёмные личности.

Чёрной рукой один из них ухватился за ногу, по-хозяйски стиснув задрожавшее колено, а второй стал срывать с Анжелы куртку.

Когда Энжи закричала, оба афроамериканца рассмеялись.

— Славный голосок. Когда мы тебя дрючить будем, пой, цыпа, тебе же лучше.

— Ребята… может, не надо?

Один из извергов тихо сказал:

— Надо, baby! Ты даже не представляешь, как будешь потом меня благодарить. Я умею обращаться с женщинами.

— Я тебе верю! — наивно произнесла Анжела, обливаясь ледяным потом и лихорадочно думая, как бы выкрутиться.

— Он тебя не обманывает, — хихикая, встрял второй, — всю жизнь будешь помнить.

— Это ты чего, смеёшься? — зло прищурился первый. — Бро, не можешь мне простить своей сестры, которая после меня попала в больницу?!

— В самую точку, гнида, помню, как ты её попортил!

Внезапно оттолкнув Энжи, насильник вытащил нож и замахнулся на товарища. Тот перехватил руку, и оба вскоре оказались на полу. Анжела услышала шум спасительно раскрывающейся двери и каким-то чудом выскользнула, едва не споткнувшись о дерущихся, которые визжали и извивались на полу словно взбесившиеся псы.