В тупике сбывшихся желаний

Про Виктора с его работой по укладке кирпичей и не вспоминала. На следующее утро Энжи, сосредоточенная и внимательная, сидела в мастерской Голдсмита. Посетителей, как часто бывает с утра, не было, и художник предложил ей сначала поработать натурщицей, а потом родственник посвятит в неприхотливые обязанности работницы музея. Художник приступил к работе, поставил мольберт, достал палитру, кисточку и краски. Эдуард Митрофанович, с острым карандашом за ухом, приблизился к Анжеле и попросил слегка повернуть голову.

— Великолепно, замечательно! — хлопнул он в ладоши. — Я органично впишу вас в портрет Марии Медичи! Одно лицо.

— Спасибо, что хоть не Ева, — вызывающе произнесла девушка и тут же поперхнулась от мысли, что нагрубила. Лицо мучительно запылало, словно кожу натёрли перцем.

— В смысле? — спросил старик, выглядывая из-за мольберта.

— Я не согласилась бы позировать голой.

— Голубушка, куда вы клоните? — рассмеялся Эдуард Митрофанович. — За кого вы меня принимаете? Если бы вы позировали без одежды, я бы непременно женился на вас! — полушутя произнёс старик.

— Очень смешно, — без улыбки сказала Анжела, — вы, наверно, посчитали меня легкомысленной, — добавила она, собираясь уходить.

— Это вы меня не так поняли, — замотал головой старичок.

Энжи заставила себя вернуться на место. Началась работа. Несколько часов девушка позировала художнику, украдкой шевеля онемевшими плечами и ногами. Художник, казалось, был так увлечён, что не замечал ничего вокруг. Иногда в студии появлялся Альберт, вальяжно пересекал комнату, бросая на Анжелу странный, рассеянный взгляд, отчего ей становилось как-то неуютно, хотелось сбежать. Тогда она смотрела в сияющее лицо старика, и на душе становилось хорошо, точно выпивала стакан горячего какао. В течение нескольких дней всё повторялось, как день сурка. И вот, наконец, Эдуард Митрофанович, взяв Анжелу за руку, подошёл к мольберту, закрытому плотной бархатистой тканью.

— Вы непревзойдённая натурщица, — похвалил он девушку, — бесподобно, совпадение почти стопроцентное.

На неё с портрета смотрела почти незнакомая женщина. От Анжелы сходство было разве что во взлете бровей. Тонкий прямой нос, красиво очерченные губы, бледность лица — всё, как на полотнах семнадцатого века.

— Вы должны мне помочь в создании новой картины, — попросил старик, — я долго искал вдохновения, чтобы написать свою «Галатею», соглашайтесь, жду вас в субботу!

Анжела, вернувшись домой, нашла картину в интернете.

— Художник Гюстав Моро, — прочитала она, — так, так, посмотрим… неужели придётся позировать без одежды?

Анжела задумалась, меркантильные мысли вторглись без спроса в сознание: «Что если Эдуард сдержит слово и женится на мне?» Тогда его состояние и галерея перейдут ей по наследству, но у старичка есть внук. Что же делать? Анжела который раз решила испытать судьбу.

В субботу в назначенное время она уже была в мастерской художника. Стыдливо прикрываясь наброшенным пледом, Анжела изображала прекрасную Галатею. Не отрываясь от работы, Эдуард Митрофанович сказал ей:

— Анжелочка, я, как человек, привыкший отвечать за свои слова, предлагаю вам руку и сердце восьмидесятилетнего с хвостиком, но полного сил мужчины, вы согласны?

В такие моменты в душе каждой женщины со зловещим гулом вздымается буря чувств:

«Эх! Если бы не его возраст! Но художник чрезвычайно мил. А Виктор, или ещё кто-нибудь, подождёт несколько лет для своей же пользы».

Энжи внезапно осознала с небывалой ясностью, будто поглядела сквозь свежевымытое окно: почему она такая циничная? Не прошли даром последние приключения, а сколько их ещё будет? И сквозь нагромождения дум пробивался всё явственней желание ответить: «да».

Новоявленная натурщица торжествующе ответила:

— Я… я буду вашей женой!

— Подумайте хорошенько, мне скоро девяносто лет, юбилей, я хотел бы приурочить свадьбу к этому дню.

— Угу, — кивнула Анжела, мысленно уже выбирая свадебное платье, — ваши дети не будут против?

— Мой сын со своей женой оставил этот мир, ДТП…

— Извините.

— Ничего, — со вздохом сказал старик. — И только лишь Альберт, начинающий и мало прогрессирующий художник, единственный мой близкий родственник. Внук моего брата.

— О нет, может, он совсем небездарный, у него ваши гены!

— Природа отдохнула именно на моём внуке, — покачал он седой головой, — разве что берёзки писать на обоях или пальмы на бюстгальтерах. Династия Голдсмитов, английских обрусевших дворян, закончится на мне, хотя, быть может, у нас с вами будут дети. Наука далеко продвинулась в этом вопросе.

Перед новой американкой замелькали картины, как она лежит под колпаком в комнате, пропахшей лекарствами, вся обвешанная айви (подключёнными в вены иголками для ввода препаратов), а внутрь её вводят инородное тело, которое должно заменить естественное зачатие.

Она уже мысленно дала название этой процедуре — «поцелуй дьявола».

Анжела не хотела пока забивать себе голову подробностями личной жизни с пожилым художником и смело решила, что подумает об этом завтра, как некогда заповедала Скарлетт.

Чему быть, того не миновать.