В твою любовь. Рискуя всем (СИ)

— Дамы и господа, — обратился к собравшейся толпе высокий Искренний, облачённый в белую одежду. — Прошу тишины.

Зал, состоявший из разноцветной толпы, медленно, но верно угомонился, оставив после явного шума лишь мерное жужжание.

— Сегодня нашим судом рассматривается беспрецедентное дело, — продолжил басить мужчина и вышел в центр, к небольшой трибуне для ответов. — Все вы знаете, что произошло почти две недели назад. Мы, долгие годы живя в Чикаго, опасались различных неведомых угроз извне, совершенно позабыв о том, что зачастую опасность может затаиться и внутри города.

Его речь била точно в цель и распаляла присутствующих, у каждого из которых напрочь отсутствовал хоть процент критического мышления. Толпа ведома. Толпа неуправляема.

И правильные слова оказывают именно то воздействие, которое нужно говорящему.

С каким бы невероятным удовольствием я расстрелял бы их всех нахуй прямо сейчас…

— Нашей системе фракций угрожала революция. Хвала основателям — не свершившаяся. Мы были на грани потери устоявшихся традиций и жизни только лишь потому, что один из нас, один из многочисленных обитателей дружественного нам Бесстрашия решил, что может поменять всё в одночасье, дав поддержку изгоям.

По зрителям прокатился возмущенный вздох, словно они слышали это впервые.

Лицемерные выродки.

Ладони Грейс вновь дрогнули и карточка с бумажкой упали на колени. По её израненным щекам прокатились несколько одиноких слёз, скрывшихся за серым воротником какой-то водолазки. От прежней формы Бесстрашия на ней не было ничего.

Всё моё нутро разрывалось на мелкие кусочки от боли, ярости и желания крови, и единственное, что удерживало меня от того, чтобы не устроить здесь бойню, перебив этого напыщенного ублюдка Искреннего, это её съежившаяся фигура и долбящее в голову «терпение, Эрик, терпение…».

— Увы, мы не можем судить главного преступника, чья судьба уже обошлась с ним таким образом, как надлежало, послав ему смерть. Но мы можем вынести справедливый и верный приговор той, кто являлась пособником ужасных действий, направленных против Чикаго.

Я позволил себе ироничный оскал, услышав столь лестные слова о себе и столь идиотские о справедливости.

Главный преступник жив, вашу мать, и он пришёл забрать своё, суки.

— К трибуне вызывается обвиняемая в преступлении против системы и в предательстве фракций — Грейс Гамильтон, — говоривший Искренний указал ладонью на место в середине зала.

Я поднял одну бровь, осознав, что впервые слышу её фамилию.

Охрана отцепила наручники с женских ладоней, и моя девочка медленно поднялась со своего места. Была видна её слабость и истощенность — она на ватных ногах проследовала к трибуне, представ перед тремя другими Искренними, которые, очевидно, представляли собой суд в этом цирке уродов.

Слева от них разместились двенадцать присяжных из разных фракций, и каждый посчитал своим долгом бросить в сторону Грейс уничтожающий взгляд.

— Назовите своё имя, дату рождения, должность, — рявкнул тот судья, что сидел посередине троицы.

Грейс стояла ко мне спиной, и теперь я мог слышать лишь голос, не видя её лица. Все мои чувства обострились, а по венам заискрилось чертово несвоевременное желание, когда она заговорила с удивительно твёрдыми, всегда такими завлекающими меня интонациями, в которых ощущался налёт дерзости:

— Моё имя и так уже объявили. Родилась одиннадцатого декабря две тысячи двести сорок первого года. Лейтенант снайперской разведывательной группы внешнего полигона Бесстрашия.

Несломленная малышка.

Я не смог сдержать ухмылку, когда она добавила чуть тише:

— Была им и остаюсь.

Судья недовольно скривился на её непослушание, а несколько человек в передних рядах заворчали, из-за чего комиссия вновь применила молоток.

— Тишина! — вновь переведя взгляд на обвиняемую, судья отложил свой деревянный атрибут власти и вопросительно воскликнул: — Клянетесь ли вы говорить правду и только правду во благо себе и системе фракций нашего города?

Я затаил дыхание, когда Грейс, выдержав паузу, наклонилась чуть вперёд к микрофону трибуны, почти прошептав:

— Боюсь, она вам не нужна.

Чуть было не рассмеявшись в голос, я еле сдержал рвущиеся из ладоней аплодисменты её храбрости.

Так держать, моя прелесть.

Ещё один рокот возмущения пронесся по залу, и в этот раз суду понадобилось несколько долгих минут, чтобы утихомирить толпу. Думаю, следующие суды перестанут быть публичными…

— Будем считать, что вы поклялись, — упрямо заявил второй Искренний, сидевший слева от верховного судьи, своими рыбьими глазами оглядывая Грейс. Всем вокруг было наплевать, что этой фразой он попросту перечеркнул все права подсудимого и любые официальные протоколы. — Вы признаёте свою вину в том, что участвовали в организации мятежа афракционерами, который мог привести к глобальной катастрофе в Чикаго?

— Нет, — последовал незамедлительный ответ.

— В каких отношениях вы состояли с преступником, оказавшийся одним из лидеров фракции Бесстрашия, Эриком Колтером? — допрос продолжал всё тот же второй судья.

Грейс нервно повела одним плечом — возможно, тоже не ожидала услышать мою фамилию.