- Но все ж, мне казалось бы, вам лучше было подождать, - начал Жуквич каким-то почти упрашивающим голосом, - время ж горами движет, а не то что меняет мысли ж человеческие. Князь, может быть, передумал бы, подчинился бы мало-помалу вашим убеждениям.
- Нет, он никак в этом случае не подчинится моим убеждениям! возразила Елена.
- Но кроме ж того, - продолжал Жуквич тем же упрашивающим и как бы искренно участвующим тоном, - вы не знаете ж сами еще, разлюбили ли вы князя или нет.
Елена при этом слегка покраснела.
- Положим, я этого не знаю, - начала она, - но во всяком случае в каждом, вероятно, человеке существуют по два, по три и даже по нескольку чувств, из которых какое-нибудь одно всегда бывает преобладающим, а такое чувство во мне, в настоящее время, никак не любовь к князю.
- Но к кому ж? - спросил ее Жуквич, устремляя на нее пристальный взгляд.
Елена опять при этом несколько смутилась.
- То есть к чему же, вы должны были бы спросить меня... - подхватила она. - И это я вам сейчас объясню: я, еще бывши маленьким ребенком, чувствовала, что этот порядок вещей, который шел около меня, невозможен, возмутителен! Всюду - ложь, обман, господство каких-то почти диких преданий!.. Торжество всюду глупости, бездарности!.. Школа все это во мне еще больше поддержала; тут я узнала, между прочим, разные социалистические надежды и чаяния и, конечно, всей душой устремилась к ним, как к единственному просвету; но когда вышла из школы, я в жизни намека даже не стала замечать к осуществлению чего-нибудь подобного; старый порядок, я видела, стоит очень прочно и очень твердо, а бойцы, бравшиеся разбивать его, были такие слабые, малочисленные, так что я начинала приходить в отчаяние. Это постоянное пребывание в очень неясном, но все-таки чего-то ожидающем состоянии мне сделалось, наконец, невыносимо: я почти готова была думать, что разные хорошие мысли и идеи - сами по себе, а жизнь человеческая - сама по себе, в которой только пошлость и гадость могут реализироваться; но встреча с вами, - вот видите, как я откровенна, - согнала этот туман с моих желаний и стремлений!.. Я воочию увидала мой идеал, к которому должна была идти, - словом, я поняла, что я - полька, и что прежде, чем хлопотать мне об устройстве всего человечества, я должна отдать себя на службу моей несчастной родине.
На лице Жуквича заметно отразилось при этом удовольствие.
- Вот эта ж самая служба родине, - заговорил он немножко нараспев и вкрадчивым голосом, - я думаю, и нуждалась бы, чтобы вы не расходились с князем: он - человек богатый ж и влиятельный, и добрый! Мы ж поляки, по нашему несчастному политическому положению, не должны ничем пренебрегать, и нам извинительны все средства, даже обман, кокетство и лукавство женщин...
- Совершенно согласна, что средства все эти позволительны, - подхватила Елена, - но в некоторых случаях они для женщины возможны, а в других - выше сил ее... Вы, как мужчина, может быть, не совсем поймете меня: если б я князя не знала прежде и для блага поляков нужно было бы сделаться его любовницей, я ни минуты бы не задумалась; но я любила этого человека, я некогда к ногам его кинула всю мою будущность, я думала всю жизнь мою пройти с ним рука об руку, и он за все это осмеливается в присутствии моем проклинать себя за то, что расстроил свою семейную жизнь, разрушил счастие преданнейшей ему женщины, то есть полуидиотки его супруги!.. Наконец, когда я сказала ему, что, положим, по его личным чувствам, ему тяжело оказать помощь полякам, но все-таки он должен переломить себя и сделать это чисто из любви ко мне, - так он засмеялся мне в лицо.
Под влиянием гнева, Елена даже несправедливо передавала происходившее у ней объяснение с князем.
Жуквич на все эти слова ее молчал.
- И что мне жить еще после этого с ним?.. - продолжала Елена, - тогда как он теперь, вероятно, тяготится и тем, что мне дает кусок хлеба, потому что я тоже полька!.. Да сохранит меня небо от того!.. Я скорее пойду в огородницы и коровницы, чем останусь у него!
- А мне ж кажется, что князь любит вас и любит даже очень! - возразил ей Жуквич.
- Да, чувственно, это может быть, но я хотела и надеялась, что он меня будет любить иначе, а уж если необходимо продавать себя этим негодяям-мужчинам, так можно найти повыгодней и потороватей князя... Вон я сейчас нашла двух покровителей, батюшку и сынка, - обоих обобрать можно, если угодно... - проговорила Елена с каким-то озлобленным цинизмом. Словом, о князе говорить нечего, - это дело решенное, что мы с ним друг для друга больше не существуем! Будемте лучше с вами думать, что нам предпринять для наших соотчичей.
Жуквич на это развел молча руками.
- Прежде всего, - продолжала Елена, как бы придумав кое-что, - я одного из моих новых покровителей, юного Оглоблина, заставлю раздать билеты на лотерею, для которой соберу кой-какие из своих вещей, оберу у подруг моих разные безделушки; за все это, конечно, выручится очень маленькая сумма, но пока и то лучше пустого места...
Жуквич грустно усмехнулся.