Читаем В водовороте века. Мемуары. Том 3 полностью

Я почувствовал невыносимую душевную боль и погрузился в мучительные думы. «Перед нами лежит еще далекий путь. А что же мне делать дальше? Вот они, мои верные друзья, свалились, выбитые из сил. Найдется ли у них сила подняться со снега и вернуться в Ванцин? Да, они, возможно, никогда не смогут встать, их, может быть, навеки занесет эта свирепая пурга. Тогда зачем мне одному жить, да и что дальше делать? Ведь до сих пор я мог беззаветно сражаться, подняв знамя антияпонской борьбы и преодолевая встречающиеся на пути трудности. Всем этим я им обязан: они неизменно поддерживали и уважали меня. И я, со своей стороны, настойчиво боролся, веря в них и опираясь на их силы. Да, без них все для меня немыслимо — ни выживание, ни революция. Они до смерти старались спасти меня, а значит, теперь я должен спасти их. Поднимись сейчас же, и тогда спасешь своих боевых товарищей, зарытых в снегах, продолжишь борьбу за революцию. Но я не могу подняться — нет сил даже пошевелить пальцем! Боже мой, что же делать?!»

Мое сознание опять окунулось в море густого тумана. Смутно ощущаю, что сердце разрывается на тысячи кусочков от крушения цели всей моей жизни, от того, что у меня, бесстрашного феникса, свободно парившего в небесах, сломаны крылья, и я вынужден свалиться на землю. В голове у меня молнией промелькнула мысль: «Если мы здесь не сумеем подняться и останемся прижатым и к земле, то нашисоотечественники, взирающие на нас с надеждой на возрождение, будут вечно горевать от разочарований».

От этой мысли я вздрогнул, как бы от удара электрического тока. Да, будет горевать корейская нация — обрадуются японские империалисты. Отчаяние наших соотечественников предоставит им удовольствие. Если мы свалимся, этому будут рады лишь богачи и милитаристы Японии. Империалисты с тех островов хотят, чтобы мы здесь, в медвежьем углу Маньчжурии, свалились навеки от голода и холода и, отчаявшись, сложили оружие. История еще не дала нам праваумирать. Если каждый из нас, не выполнив задания, возложенного на него историей и эпохой, погибнет и станет горстью рыхлой земли, наверняка останется для родины блудным сыном. К тому же это не дело в какой-либо одной семье или в роду! Значит, станешь неверным сыном народа — того, кто родил и растил тебя! Нет, нет, мы не будем блудными сынами своего народа!

Я потер горстью снега веки бессильно слипавшихся глаз и стал соединять нити молнией промелькнувших размышлений.

…Если мы, бойцы революционной армии, будем навечно зарыты в ледяных снегах на Тяньцяолине, то японские империалисты сразу же обрушат на наш народ в десять, во сто раз больше репрессий. Они и сейчас, когда здравствует КНРА, жестоко выжимают все соки из нашего народа, яростно злобствуют, предпринимая попытки сделать корейцев «верноподданными японского микадо».

Японские империалисты после выхода в 1933 году из Лиги Наций хотят возместить свой ущерб, понесенный из-за экономической блокады, экспроприацией корейской нации. Если в 20-е годы состряпанный генерал-губернатором Сайто план роста производства риса, политика увеличения сбора хлопка и тутовых шелкопрядов убыстряли процесс классового расслоения в корейской деревне и усугубляли трагедию крестьян, которым приходилось бросить землю, покидать свои насиженные места, то во времена правления генерал-губернатора Угаки политика «индустриализации Кореи», «поощрения добычи золота», «развития хлопководства на юге, овцеводства на севере Кореи» превратила слабое хозяйство Кореи в придаток для поддержания пахнущей порохом японской милитаристской экономики. Сталь, каменный уголь, хлопок, овцы — все, что выкачано из Кореи, отдано на алтарь у крепления государственной мощи и вооруженных сил Японии.

Корейский язык и письменность оказались в состоянии неофициального диалекта. Вся прогрессивная печать была брошена в костер японскими самураями. На Родине множатся лишь военные плацы и тюрьмы. Пресловутая Со дэмунская тюрьма со следами пролитой нашими патриотами крови не в силах вместить всех заключенных, число которых все растет. Теперь, говорят, тюрьма эта расширяется. Японские магнаты, военщина, грезящие о мировом господстве, и их холуи продолжают бешен ую гонку на колеснице милитаризма. До вспышки китайско-японской войны остаются считанные дни. Спустить курок винтовки — все это зависит от решения японской военщины. Фашистами Германии и Японии с небывалой скоростью надвигаются угрозы с запада и с востока земного шара. Их черные тучи чреваты опасностью новой мировой войны. Как же в такой час, когда контрреволюция отчаянно неистовствует с злобой, мы, решившие покончить с ней, можем отчаиваться хоть на миг и сетовать на трудности сложившейся ситуации?

Пусть рухнет небо, но мы должны во что бы то ни стало выжить и продолжать революцию. Что же станется со столь многими делами в Восточной Маньчжурии, ждущими наших рук, если мы не вернемся туда живыми? Если мы свалимся здесь, падем на колени, то корейцы, наверняка, станут вечными рабами японских империалистов…

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное