Я почувствовал невыносимую душевную боль и погрузился в мучительные думы. «Перед нами лежит еще далекий путь. А что же мне делать дальше? Вот они, мои верные друзья, свалились, выбитые из сил. Найдется ли у них сила подняться со снега и вернуться в Ванцин? Да, они, возможно, никогда не смогут встать, их, может быть, навеки занесет эта свирепая пурга. Тогда зачем мне одному жить, да и что дальше делать? Ведь до сих пор я мог беззаветно сражаться, подняв знамя антияпонской борьбы и преодолевая встречающиеся на пути трудности. Всем этим я им обязан: они неизменно поддерживали и уважали меня. И я, со своей стороны, настойчиво боролся, веря в них и опираясь на их силы. Да, без них все для меня немыслимо — ни выживание, ни революция. Они до смерти старались спасти меня, а значит, теперь я должен спасти их. Поднимись сейчас же, и тогда спасешь своих боевых товарищей, зарытых в снегах, продолжишь борьбу за революцию. Но я не могу подняться — нет сил даже пошевелить пальцем! Боже мой, что же делать?!»
Мое сознание опять окунулось в море густого тумана. Смутно ощущаю, что сердце разрывается на тысячи кусочков от крушения цели всей моей жизни, от того, что у меня, бесстрашного феникса, свободно парившего в небесах, сломаны крылья, и я вынужден свалиться на землю. В голове у меня молнией промелькнула мысль: «Если мы здесь не сумеем подняться и останемся прижатым и к земле, то нашисоотечественники, взирающие на нас с надеждой на возрождение, будут вечно горевать от разочарований».
От этой мысли я вздрогнул, как бы от удара электрического тока. Да, будет горевать корейская нация — обрадуются японские империалисты. Отчаяние наших соотечественников предоставит им удовольствие. Если мы свалимся, этому будут рады лишь богачи и милитаристы Японии. Империалисты с тех островов хотят, чтобы мы здесь, в медвежьем углу Маньчжурии, свалились навеки от голода и холода и, отчаявшись, сложили оружие. История еще не дала нам праваумирать. Если каждый из нас, не выполнив задания, возложенного на него историей и эпохой, погибнет и станет горстью рыхлой земли, наверняка останется для родины блудным сыном. К тому же это не дело в какой-либо одной семье или в роду! Значит, станешь неверным сыном народа — того, кто родил и растил тебя! Нет, нет, мы не будем блудными сынами своего народа!
Я потер горстью снега веки бессильно слипавшихся глаз и стал соединять нити молнией промелькнувших размышлений.
…Если мы, бойцы революционной армии, будем навечно зарыты в ледяных снегах на Тяньцяолине, то японские империалисты сразу же обрушат на наш народ в десять, во сто раз больше репрессий. Они и сейчас, когда здравствует КНРА, жестоко выжимают все соки из нашего народа, яростно злобствуют, предпринимая попытки сделать корейцев «верноподданными японского микадо».
Японские империалисты после выхода в 1933 году из Лиги Наций хотят возместить свой ущерб, понесенный из-за экономической блокады, экспроприацией корейской нации. Если в 20-е годы состряпанный генерал-губернатором Сайто план роста производства риса, политика увеличения сбора хлопка и тутовых шелкопрядов убыстряли процесс классового расслоения в корейской деревне и усугубляли трагедию крестьян, которым приходилось бросить землю, покидать свои насиженные места, то во времена правления генерал-губернатора Угаки политика «индустриализации Кореи», «поощрения добычи золота», «развития хлопководства на юге, овцеводства на севере Кореи» превратила слабое хозяйство Кореи в придаток для поддержания пахнущей порохом японской милитаристской экономики. Сталь, каменный уголь, хлопок, овцы — все, что выкачано из Кореи, отдано на алтарь у крепления государственной мощи и вооруженных сил Японии.
Корейский язык и письменность оказались в состоянии неофициального диалекта. Вся прогрессивная печать была брошена в костер японскими самураями. На Родине множатся лишь военные плацы и тюрьмы. Пресловутая Со дэмунская тюрьма со следами пролитой нашими патриотами крови не в силах вместить всех заключенных, число которых все растет. Теперь, говорят, тюрьма эта расширяется. Японские магнаты, военщина, грезящие о мировом господстве, и их холуи продолжают бешен ую гонку на колеснице милитаризма. До вспышки китайско-японской войны остаются считанные дни. Спустить курок винтовки — все это зависит от решения японской военщины. Фашистами Германии и Японии с небывалой скоростью надвигаются угрозы с запада и с востока земного шара. Их черные тучи чреваты опасностью новой мировой войны. Как же в такой час, когда контрреволюция отчаянно неистовствует с злобой, мы, решившие покончить с ней, можем отчаиваться хоть на миг и сетовать на трудности сложившейся ситуации?
Пусть рухнет небо, но мы должны во что бы то ни стало выжить и продолжать революцию. Что же станется со столь многими делами в Восточной Маньчжурии, ждущими наших рук, если мы не вернемся туда живыми? Если мы свалимся здесь, падем на колени, то корейцы, наверняка, станут вечными рабами японских империалистов…