На переговорах с У Ичэном и Ши Чжунхэном мы вновь убедились в истине: совместный фронт может осуществляться только при наличии могучих собственных сил. Если бы мы не сумели столь ярко продемонстрировать собственные реальные военные силы в походах в Южную и в Северную Маньчжурию в 1932 году, а затем в крупных и малых боях 1933 года, главным образом, в Ванцине, если бы мы не сумели превратить свой партизанский отряд в всепобеждающую, несокрушимую стальную армию, то У Ичэн, пожалуй, даже глазом не повел бы в нашу сторону, не пустил бы даже на порог своего дома. Сотрудничество с ним осуществлялось столь успешно благодаря тому, что нашисилы были могучими и что морально-политические качества у нас превосходили качества бойцов Армии спасения отечества. Не последнюю роль сыграл наш пламенный патриотизм, интернациональное братство, глубокая вера в правоту своего дела. Эти качества не могли не вызвать симпатии у командующего У.
С той поры, когда было осуществлено сотрудничество с Армией спасения отечества, у меня утвердился девиз: самым лучшим средством для создания единого фронта являются собственные силы; не выковав этих сил, невозможно в борьбе создать ко алициюс любыми дружественными войсками и сторонами. Руководствуясь этим тезисом, я всю жизнь вел неустанную борьбу за укрепление субъекта революции. С инициативой надета на уездный центр Дуннин согласились и У Ичэн и Чай Шижун. В Лоцзыгоу мы организовали объединенное заседание с У Ичэном, Ши Чжунхэном, Чай Шижуном и другими командирами АСО, на котором были разработаны конкретные оперативные меры для проведения предстоящих боевых действий. Потом мы вновь направили письмо штабу в Ванцине.
После переговоров с У Ичэном и успешного рейда в уездный центр Дуннин наше имя стадо широко известным в партизанских отрядах и частях АСО Восточной Маньчжурии, серди всех сил, сопротивляющихся марионеточному Маньчжоу-Го и Японии. В процессе сотрудничества с У Ичэном мы до мозга костей прониклись идеей укрепления единого фронта, хорошо понимая, что она действительно служит неизменной жизненной артерией, главным звеном в развитии антияпонской революции в целом.
И после того, как я, покинув Цзяньдао, переместил поле своей деятельности в район Чанбая, мне не без волнения вспоминались дни сотрудничества с У Ичэном. В то время У Ичэн, принадлежащий к Объединенной Северо-Восточной антияпонской армии, базировался в районе Фусуна и воевал на одном из наших флангов. Вестьотом, что У Ичэн находится рядомс нами, воскрешала в моей памяти прежние дружеские чувства, которые нас связывали в дни общей борьбы.
Я, взяв с собой более сотни партизан, углубился в лес, что был восточное Сигана. Там располагался секретный лагерь части У Ичэна.
На этот раз У Ичэн выбежал из штаба и с распростертыми руками обнял меня. Мы так горячо обнимали друг друга, как будто вновь встретились друзья детства через десять-двадцать лет.
Когда моей щеки коснулись колючие усы командующего У, пропитанные пороховым дымом, меня охватило огромное волнение. Я неожиданно почувствовал, что подступает горячий комок к горлу. Мне самому было непонятно, почему так взволновала мое сердце встреча с этим китайским военачальником, страдавшим наличием солдатского упрямства и сильным чувством самолюбия. Да, действительно это была необычная дружба, выкованная на поле брани. На меня произвели глубокое впечатление искренность и радушие командующего У, который независимо от того, что мы были гражданами разных стран, от различия наших возрастов, относился ко мне как к своему родному брату.
На свете, наверное, нет более искренней, более горячей и прочной дружбы, чем та, что сложилась под градом пуль и разрывами снарядов. Вот, пожалуй, почему дружба между самыми близкими людьми называется боевой.
Теперь у У Ичэна не было видно ни тени чувства превосходства и горделивости тех прошлых дней, когда он, развалясь в кресле, покрытом тигровой шкурой, острым орлиным взглядом взвешивал цену личных качеств прибывшего к нему человека. В нем я видел не столько «лихого героя в зеленом лесу», распоряжавшегося судьбами тысяч своих подчиненных, сколько простого мужика, деревенского жителя. К моменту этой нашей встречи он несколько постарел, осунулся. Да и блеск глаз был не тот, что прежде.
Два дня оставался я в тайном лагере У Ичэна. При нашем прощании У передал мне сто человек своих подчиненных. На мое стеснение он, как будто сердясь, сказал:
— Конечно, не думаю, что у вас, командующий Ким, чегото нет или не хватает. Но вы сейчас готовитесь к большому бою. Значит, я как ваш друг обязан чем-то помочь вам. Эти сто человек должны быть не под моей, а под вашей рукой, командующий Ким. Недаром поговорка гласит: «И стебли лежачей полыни выпрямятся в зарослях конопли».
После этого мне не довелось больше встретиться с У Ичэном. В конце того года до меня дошла весть, что он передал другому командиру свою часть, отправился в СССР. Так у меня и оборвалась с ним связь. Больше я не получал о нем ни одной весточки.