Читаем В военном воздухе суровом полностью

Самолеты, оказывается, стоят на платформах почти месяц. Военные, погрузившие их, куда-то уехали, а станцию назначения вскоре занял противник. Куда их теперь отправлять — неизвестно.

— Отправим в мастерские, — сказал Лиманский. Он знал, что подвижные авиаремонтные мастерские находятся недалеко, на одном из разъездов около станции Морозовской. Полетели туда.

На обходных путях стояло несколько товарных вагонов, а около них в заснеженной степи — с полсотни всяких самолетов. Это и есть мастерские.

Лиманский обратился к начальнику мастерских:

— Три самолета прибудут к вам по железной дороге. Принимайте!

— Принять-то можно, — ответил начальник, — да простоят они у нас долго. Видите, какая армада выстроилась в очередь. Не справляемся…

— А мы пришлем своих техников.

— Везите.

Техников Шума, Калюжного и Логинова перебросили в мастерские, Лиманский снова отправился на У-2 в Аксай восстанавливать найденный штурмовик.

Прилетели туда к вечеру. Мороз усилился. Шальной сталинградский ветер гнал по степи седые гривы поземки. Пришвартовали маленький безотказный У-2 с полотняными крыльями у крайнего сарая, пошли по поселку искать место для ночлега.

Поселок — всего одна улочка. Заходили в каждый дом подряд.

"С дорогой бы душой, но сами видите…" — извинялись хозяйки, разводя руками.

Действительно, в каждом доме было полно народу. Столько людей до войны набивалось в избу, может быть, только на свадьбы. Теперь же здесь сидели дряхлые старики и старухи, копошились на полу ребятишки. Их согнала сюда война из тех мест, где все дотла сожжено.

Вот и последний дом в левом ряду. Неказистый, с подпорками у покосившейся стены. Дворик не огорожен, забор, должно быть, пошел на топку. Сугробы намело по самые окна, к закрытым ставням. У крыльца раскачиваются на веревке и гремят замерзшие пеленки да поношенное платье в красную полосочку. В этот дом даже не решились войти.

Перешли к другому ряду. Надвигались сумерки, а в снегу да на морозе ночевать не будешь. Летчик звена связи приуныл.

— Не горюй! — решил приободрить его Лиманский. — Не может быть такого, чтобы еще для двоих места во всем поселке не нашлось.

— Да у меня совсем другие мысли, о жене думаю. Лиза тоже в красную полосочку любила…

Улица кончилась, с ночлегом так и не устроились. Оставалось только попытать счастья в той самой крайней хибарке с подпорками у покосившейся стены.

На стук вышла старушка.

— Ну что ж, заходите, в тесноте, да не в обиде…

В дальнем углу под образами теплится лампада. На скамье у стены сидят плечом к плечу несколько стариков и старух. Кто-то спит на полу у перегородки, стонет, надрывно кашляет. Трое ребятишек возятся с черепками у стола придумали какую-то игру. И еще за перегородкой хнычет, а временами заходится малый ребенок, похоже — больной.

Авиаторы стянули с ног унты, выбрались из меховых комбинезонов, достали из вещмешков снедь. Хлеб с консервами сунули в печь отогревать. Потом пригласили всех к столу, флягу со спиртом выставили, а ребятишек оделили редким в ту пору лакомством — сахарком.

После ужина гостям нашлось местечко на полу за перегородкой. Улеглись на комбинезонах рядышком и мгновенно уснули: сколько сегодня пришлось помотаться!

Утром Лиманского разбудил приглушенный плач. Думал, сон, — нет, наяву. Не сразу сообразил, где он. Ставни открыты, в окно пробивается размытый утренний свет. Техник осмотрелся. На кровати сидит женщина с грудным ребенком на руках. Она всхлипывает, уронив голову на плечо летчику, и все повторяет:

— Родной наш, нашелся, живой…

— Лиза, милая…

А старушка хозяйка стояла за перегородкой перед образами с лампадкой, скрестив руки на груди, и шептала:

— Дал им бог свидеться…

Так нашел летчик свою Лизу и сына, которого увидел впервые.

Поженились перед войной в Виннице. В субботу собрались в кино. Прибежал посыльный: "Тревога!" Помчался летчик на аэродром, а на рассвете бомбежка… Так с того дня ничего не знал о Лизе. Куда только не писал… А случай свел в маленьком Аксае.


…На штурмовик поставили другой мотор, заправили бензином. На У-2 привезли Смурыгова, который должен был перегнать восстановленный самолет в полк.

Казалось, все трудности позади, пока не дошло до запуска мотора. Для его прогрева и заливки системы охлаждения нужен был кипяток. Десятка два ведер, не меньше. А где его взять в таком количестве, да чтобы вода не успела остыть?

Пошли к председателю колхоза. В одном месте отыскали сани, в другом лошадь со сбруей. Нашлись и две деревянные кадки. Выделил председатель для помощи сведущего в технике инвалида — бывшего танкиста.

С вечера пошли с председателем по всем избам заказывать на утро кипяток. Норма каждому дому — ведро. У кого нашлись лопаты, всех мобилизовали на расчистку полосы для взлета.

Утром, в назначенный час, подвода двинулась по селу. Из домов выносили дымящуюся в ведрах воду. Сливали в кадки и прикрывали их брезентовым чехлом, обкладывали разным тряпьем, какое только нашлось в поселке.

Заправили самолет водой и подогретым маслом быстро, и мотор запустился с первой же попытки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер
Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер

В романе впервые представлена подробно выстроенная художественная версия малоизвестного, одновременно символического события последних лет советской эпохи — восстания наших и афганских военнопленных в апреле 1985 года в пакистанской крепости Бадабер. Впервые в отечественной беллетристике приоткрыт занавес таинственности над самой закрытой из советских спецслужб — Главным Разведывательным Управлением Генерального Штаба ВС СССР. Впервые рассказано об уникальном вузе страны, в советское время называвшемся Военным институтом иностранных языков. Впервые авторская версия описываемых событий исходит от профессиональных востоковедов-практиков, предложивших, в том числе, краткую «художественную энциклопедию» десятилетней афганской войны. Творческий союз писателя Андрея Константинова и журналиста Бориса Подопригоры впервые обрёл полноценное литературное значение после их совместного дебюта — военного романа «Рота». Только теперь правда участника чеченской войны дополнена правдой о войне афганской. Впервые военный роман побуждает осмыслить современные истоки нашего национального достоинства. «Если кто меня слышит» звучит как призыв его сохранить.

Андрей Константинов , Борис Александрович Подопригора , Борис Подопригора

Проза / Проза о войне / Военная проза