В заливе ветров

Обо всем этом Воронов расспрашивал тихим, но нетерпеливым голосом, быстро переходя от одного вопроса к другому. Мякелев чувствовал, что начальник почему-то избегает главных вопросов — о состоянии сплава, о положении с плотиной, о бригадире… Поэтому Мякелев старался как можно дольше говорить о том, что он видел на реке.

— Как только я приехал на место, я потребовал у Потапова и Койвунена, чтобы они не рассказывали, а показали, как у них обстоит дело. Пошли мы, значит, пешком по берегу. А воды там!.. У меня к тому же сапоги протекают…

— Нет там никакой воды, все высохло, — прервал его Воронов и, не дослушав, что Мякелев видел на реке, спросил: — Ну, кто там сейчас верховодит?

Мякелев тяжело вздохнул.

— Распустились люди, Михаил Матвеевич, пока ты лежал больной. Приказ им нипочем. Ты представь — Койвунен отказался. Конечно, лучше сидеть в сторонке, меньше ответственности.

— Знаю, что Койвунен отказался. Дальше?

— Ах, ты уже знаешь? — Мякелев облегченно перевел дыхание. — Я назначил бригадиром Пекшуева…

— Пекшуева?!

— Ты ведь знаешь его. — Мякелев начал характеризовать нового бригадира: — Давно работает на сплаве, проявил себя с положительной стороны. Если не ошибаюсь, мы не раз премировали его…

— А он что?

— Пробовал шутками отделаться, но это от скромности, а скромность украшает человека, не мне тебе говорить. Но за дело он, я думаю, возьмется по-настоящему.

Искоса взглянув на очки Мякелева, Воронов опросил:

— Ты, значит, сам осмотрел весь участок?

Мякелев усердно кивал головой, но на словах был более скромным:

— Не то чтобы весь участок, но в основном… Узловые пункты, те, от которых зависит успех.

— Как ты считаешь: справятся они на Пуорустаёки?

— М-да, тут трудно сказать. Если взять, к примеру, участки, где сильнее течение и русло глубже, то, конечно… Но где мели, тут может быть всякое. Хотя, с другой стороны, у них коссы и прочее в таких местах. Могут справиться…

Воронов не стал больше расспрашивать Мякелева и велел ему идти отдыхать. Когда дверь за ним закрылась, он взялся за телефонную трубку, чтобы позвонить в Пуорустаёки, но передумал и повесил ее обратно. «Пекшуев так Пекшуев, — подумал он устало. — Сплавщик он хороший, пусть научится руководить». Главное, что хотел Воронов, сделано — он проучил упрямого Потапова и показал всем, что с ним и с его приказами надо считаться. А с Койвуненом он еще поговорит!

И тут же приказал делопроизводителю отправить телефонограмму в Пуорустаёки, чтобы Койвунен явился в контору.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Очередное партийное собрание состоялось через неделю и уже с новой повесткой дня.

В ожидании начала курильщики так завесили комнату густыми синими облаками, что Кирьянен открыл окно. Из клуба слышалось пение.

Слово для доклада о ходе сплава дали Воронову.

Обычно, когда Воронов выступал на собраниях, он умел захватить слушателей, находил убедительные примеры, заставляя своим пристальным взглядом, обращенным то на одного, то на другого слушателя, следить за ходом своей мысли. О достижениях он говорил так, что было приятно сознавать свое участие в них, а если переходил к недостаткам, то те, кто были виноваты, сидели с опущенными в пол глазами.

Сегодня он начал доклад сухо и каким-то подавленным голосом. Он говорил, словно читал по неразборчивому тексту:

— Подготовку к сплаву мы провели более организованно, чем в предыдущие годы. Задолго до начала сплава на многие участки впервые в истории этого рейда были направлены лебедки для скатки бревен…

Он перечислил новые гидросооружения.

— Были и ошибки. На реке Пуорустаёки сорвало плотину по моему недосмотру. Но когда я захотел исправить положение, выделил рабочую силу для восстановления плотины, то нашлись товарищи, — Воронов почему-то укоризненно взглянул на Кирьянена, — которые захотели обязательно сделать по-своему. Я имею в виду бывшего бригадира Потапова. Он не восстановил плотину, игнорировал все мои приказы… Пришлось применить административные меры — снять его с должности бригадира. Сплав на реке Пуорустаёки под угрозой.

Кюллиев, вздохнув, посмотрел на докладчика. Кирьянен сосредоточенно рисовал какие-то квадратики.

Воронов стал говорить о других участках.

Вяло и скучно тикали стенные часы. Из открытых окон доносились крики и смех игравших на улице детей. Воронов покосился на окно, взглядом прося кого-нибудь закрыть его, но никто не поднялся. Пусть будет больше свежего воздуха. Кюллиев держал перед собой лист бумаги для записей и ничего не записывал.

— На запани предполагались большие работы по дальнейшей механизации трудоемких работ, — продолжал Воронов, — но по независящим от нас обстоятельствам многие из них приостановлены. Все вы знаете, что наш главный механик болен. Как только он вернется, мы возобновим эти работы…

Кирьянен, откинувшись назад, часто взглядывал на докладчика, словно тот говорил новые, ему еще неизвестные, удивительные вещи.

Воронов перешел к перечислению имен лучших стахановцев, опыт которых надо сделать достоянием всех остальных сплавщиков.