В замке и около замка

В замок тоже быстро проникла весть о холере. Пани фон Шпрингенфельд очень боялась смерти; она тотчас же велела позвать доктора, который должен был дать ей надежное средство против страшной болезни и посоветовать, не лучше ли ей уехать из замка. Доктор, далекий от шарлатанства, в немногих словах объяснил пани, что уедет она или не уедет — нигде и никто за ее жизнь поручиться не может. Однако он убедил ее не бояться, сказав, что опасность не особенно велика. А на вопрос, откуда пошла эпидемия, доктор стал рассказывать барыне о жизни бедного люда.

Пища, жилье и все другое, необходимое для жизни, чем дальше, тем стоит дороже, а плата за работу почти не повышается. Поэтому чем больше одна часть жителей богатеет благодаря дороговизне, тем бедней становится другая, впадая в нищету, а последствием нищеты и страданий оказываются эпидемии, которые угрожают и богатым. Почему богачи не откроют своих кладовых и не продадут беднякам хлеб по дешевой цене, чтобы те сытной едой подкрепили свои силы? Почему они не построят домов, где бы за более дешевую плату бедняки имели здоровое жилье? Почему не открывают приютов для детей бедняков, чтобы те не были предоставлены самим себе, пока их родители работают на богатых? Почему не откроют больниц, чтобы в случае болезни бедняк получал надлежащий уход и помощь и столько трудового люда не умирало бы и не становилось калеками? Почему богачи, пользуясь бедностью батраков, предпочитают брать на работу того, кто, гонимый нуждой, соглашается на самую низкую плату? Если бы думали обо всем этом, не было бы такой нужды и голода, не было бы таких болезней и нищенства и, что самое главное, не пришлось бы жаловаться на нравственные пороки народа, причина которых — нужда и темнота.

— Ах, доктор, ваши мысли идут слишком далеко. Для этого нужно очень многое, — сказала в ответ на его рассуждения пани фон Шпрингенфельд.

— Для этого, милостивая пани, нужны широта мыслей и настоящая любовь; где она есть, там нет ничего невозможного и жертва не тяжела. Но, к сожалению, у нас много любви на языке, а в сердцах ее очень, очень мало.

— Это не так, — возразила пани, готовая оскорбиться, ибо полагала, что обладает любвеобильным сердцем. Да, сердце у нее было действительно доброе, но это было слабое сердце: оно одинаково легко склонялось как к добру, так и ко злу. Нужды пани никогда не знала, а правды никто ей не говорил и никто не указал ей путь истины; не имея детей и испытывая поэтому неудовлетворенность, пани со всей страстностью устремилась на путь праздной суеты, и это душило все, что было хорошего в ее сердце. — Это не так. Что касается меня, я бы охотно исполнила все ваши пожелания, если бы это было в моих силах; я всегда делала для бедных все, что могла. Но этой зимой в хозяйстве случилось очень много расходов, поэтому сейчас я ничего серьезного не могу предпринять. Что касается хлеба, то этим ведает управляющий, я в его дела не вмешиваюсь; но вот на днях приедет мой муж, я поговорю с ним, и тогда посмотрим, что можно сделать, чтобы уменьшить размеры нищеты. А пока вот возьмите и раздайте по своему усмотрению.

С этими словами пани вынула из письменного стола две ассигнации по пять золотых и подала их доктору с легким поклоном, означавшим, что разговор окончен. Доктор поцеловал пани руку и ушел, направившись из замка прямо в сад к Сикоре, которому и отдал полученные деньги, чтобы тот сшил Войтеху новую одежду и определил его в школу.

Приехал в замок и барин, а с ним множество гостей, таких же, как и он, любителей охоты. Начались развлечения, следовавшие одно за другим; у пани голова была полна забот, и она, конечно, начисто забыла и о бедняках и о холере, о которых никто ей теперь не напоминал.

Холера еще не посягала на первое сословие горожан, обретаясь пока только на валах, среди бедного люда, и бесшумно провожая одного за другим на тот свет. У бедняков крестины и похороны проходят незаметно, так что и теперь погребения не привлекали большого внимания, а в замке и вообще мало замечали, что делается под холмом.

Войтех был бы вполне счастлив в семье портного, где его приняли как родного сына. Дети с ним жили дружно, он получил чистую одежду, постель и пищу, всего ему хватало — только матери не было. О ней мальчик тосковал безмерно и часто под вечер ходил на могилу поплакать и помолиться.