В западне времени

Он с грустью взглянул на небо, оно было необычайно звездным, такого не увидишь в городах в эпоху фонарей и неоновых рекламных вывесок. Голова шла кругом от всего случившегося и увиденного им за эти дни, он прислонился к бревенчатой стене сарая, пахло свежим сеном, и сладкая дрема окутала его мозг, подчинив его сознание, он уснул…

Вот снова мертвая деревня, горит и дымится… Черные руины домов, как могильные камни, стояли рядами, кругом трупы с жуткими, обезображенными лицами и открытыми ртами издают еле уловимый гортанный стон от боли, ненависти и скорби. Глеб проходил дальше, перешагивая через полуобгоревшие заборы людских участков, вот и липа, на которой до сих пор висит тело повешенного Кастуся. Он прикоснулся к нему, пытаясь повернуть его лицом к себе, тот уже холодный и одеревенелый, лицо уже сильно раздулось, стало лиловым и покрылось трупными пятнами.

Внезапно закрытые глаза трупа распахнулись, они были мутными и окутаны какой-то мерзкой слизью, а его мертвая ледяная рука обхватила руку Глеба, тот вскрикнул от неожиданности, отпрянул от тела и грохнулся на землю. Синие губы зашевелились на ожившем лице и без конца шептали, повторяя одно и то же слово: «Адпомсцi!.. Адпомсцi!.. Адпомсцi!..»

Глеб проснулся, тяжело дыша и обливаясь холодным потом, его сердце бешено билось о грудную клетку, стремясь вырваться наружу, словно пойманная и заключенная в клетку куропатка. Немного отдышавшись и успокоившись, он увидел, что на улице уже светло, а за дверью своей тюрьмы услышал тяжелые шаги со звякающими друг о друга металлическими ключами, за ним пришли.

В комнате за столом сидел немецкий офицер, проводивший вчерашний допрос, посреди стола лежала карта и пепельница с еще тлеющей сигаретой, которая испускала тоненький дымок, словно ее подвесили на толстую леску к потолку. Его лицо было холодным, не выражающим никаких эмоций. Глеб еще довольно долго молча смотрел на унтер-о фицера, прежде чем тот поднял взгляд на него и жестом пригласил присесть. Рядом, возле стены, сидел переводчик.

– Почему, когда тебя взяли, ты был один? – перевел ему вопрос переводчик. Этот вопрос поставил его в тупик: действительно, как разведчик такой многочисленной и хорошо оснащенной группы партизан отправился один на разведку в тыл врага? Глеб не знал, что ответить по этому поводу.

– Покажите еще раз на карте, где находится партизанский лагерь, – стал переводить за офицером переводчик. Глеб подсел ближе к карте и ткнул карандашом в ту же точку, что показывал вчера.

– Здесь не может быть никакого лагеря, вся территория зачищена, все населенные пункты в данном районе под контролем, а часть из них уничтожена, – отрезал унтер- офицер. Глеб не знал, что ему ответить, как выкрутиться, он чувствовал себя студентом, завалившим важный экзамен, несдача которого грозила бы ему отчислением из университета, с той только разницей, что несдача этого грозила ему отчислением из жизни без права восстановления.

Тишина, повисшая свинцовым покрывалом, была разорвана в клочья приказом унтер- офицера:

– Erschießen!3

После приказа унтер-о фицера к Глебу молниеносно подошли два солдата и увели его. Пока его вели на расстрел, он старался ни о чем не думать, подготавливая себя к неизбежному, но мысли невольно сами лезли в голову. За эти несколько минут он успел о многом подумать, например о том, в какую нелепую, непостижимую историю они влипли вместе с Ромой, о том, что все-таки не зря

умрет, ведь им удалось спасти от адской смерти невинных деток, кстати, как они там, живы ли? О том, как извелись его жена и близкие, тщетно пытаясь отыскать их, а еще о том, какое же красивое сегодня солнечное утро, хоть оно и в плену вместе со всей его землей и людьми.

«Да, я умру не зря», – подумал Глеб, стоя у бревенчатой стены сарая и глядя на построенных в шеренгу немецких солдат с автоматами.

– Все кончено, – прошептал Глеб и закрыл глаза. Тишину разорвала автоматная очередь.

И… Глеб открыл глаза… Он не понял, что произошло… звук стрельбы был, но он жив и даже не ранен, только один из фрицев лежал на земле и трясся в предсмертных конвульсиях, остальные были дезориентированы. Воспользовавшись ситуацией, после временного замешательства Глеб подскочил к ближе стоящему немцу, обезвредил его и завладел автоматом, а потом, прикрываясь живым щитом, перестрелял весь сопровождавший его конвой, после чего скрылся в лесу. Немцы не могли предвидеть такого поворота и были в полном замешательстве, однако сумели быстро скоординировать свои действия и предприняли контратаку. Целый взвод во главе с унтерштурмфюрером стал преследовать беглеца, а остальные заняли оборонительные позиции внутри лагеря.

Глеб бежал, как сумасшедший, задыхался от волнения, спотыкался о ветки, но продолжал бежать. Он не знал, куда он бежит и зачем, но инстинкт подсказывал ему, что нужно спасаться.