В западне времени

Между тем туча разрасталась, занимая все больше и больше небесной территории, изредка сверкая молниями, и г де-то далеко уже шел дождь. Ветра не было вовсе, ни один листик на дереве, ни одна веточка не шевелится, покой и тишина властвовали, но это мнимая тишина, такое обычно бывает перед грозой, затишье перед бурей. Красота была невероятная. Чернеющая туча была не однородной, а состояла из череды рваных, причудливых кучевых облаков, каждое из них как скульптура из мрамора с неровными краями, преломлявшимися под лучами солнца. К акое-то время парни, повидавшие за эти несколько дней немало, стояли неподвижно и любовались красотой «надвигающейся катастрофы», как это широко распространено в Северной Америке из-за особенностей климата и рельефа: люди толпами стоят и наблюдают за неописуемой красотой надвигающегося торнадо, некоторые снимают на камеру, до последнего не в силах сдвинуться с места, часто ценой своей жизни.

Времени было мало, нужно было как можно быстрее добраться до дуба до грозы, парни это прекрасно понимали и двигались почти бегом.

Путь был открыт, к счастью, ни одного патруля они не встретили, и уже несколько сотен метров разделяли их от единственной возможности снова вернуться домой, в свое время, как вдруг друзья заметили нечто, что заставило их повременить с текущими планами. Слева от них, в метрах пятидесяти, они увидели двух немцев, которые силой волокли молодую девушку, вероятно, собираясь ее изнасиловать, при этом смеялись и болтали что-то на своем, та сопротивлялась из последних сил, плакала и кричала. Один из ублюдков ударил ее по лицу и разорвал платье, девушка упала на землю и прикрыла лицо руками, из разбитой губы шла кровь. Глеб взглянул на Рому, и они немедля бросились на помощь, нужно было действовать тихо, не привлекая лишнего внимания. Склонившийся над девушкой фриц окончательно разорвал ее легкое платье и со звериной ухмылкой готов был уже надругаться над ней, как внезапно его лицо искривилось от чудовищной боли, пронзившей в буквальном смысле его насквозь, кровь пошла изо рта, и он упал на несчастную девушку. Та вскрикнула и тем самым заставила обернуться на звук второго немца, стоявшего все это время к ней спиной, дожидаясь своей очереди. Рома уже летел к нему с тесаком в руках, но не успел его настигнуть первым, тот повернулся быстрее и успел перед смертью нажать на спусковой крючок автомата, прогремела короткая очередь, и это стало сигналом тревоги для фашистов, находившихся здесь повсюду.

– Беги, быстро беги, – сказал Глеб испуганной девушке, стягивая с нее труп немецкого солдата, – сейчас здесь будет жарко!

Девушка, поскуливая, ч то-то бормоча себе под нос, подобрала свое шмотье и убежала прочь. Повсюду гремели выстрелы, вдали послышалась надрывная немецкая речь, за парнями была погоня…

– Ромич, если ты решил отдохнуть и поваляться напоследок, то сейчас не самое лучшее время для этого, – сказал Глеб, потянув товарища за одежду. – Что, ты ранен?

– Да, братан, зацепило немного, – ответил тот, – прости, что подвел тебя…

– Да ты че… родной, – сказал Глеб, схватив друга за руку, поднял и положил его себе на плечо, – я тебя здесь не брошу!

Глеб уходил от погони с тяжелой ношей, время от времени отстреливаясь от наступающих немецких солдат. Пули свистели у него над головой, отсекая даже крупные ветки, но он не чувствовал усталости, не чувствовал веса своего товарища, стремительно продвигаясь к дубу. Земля содрогалась от топота нагонявших их немецких солдат, которые были все ближе и ближе. До дуба оставались считанные метры, когда небо разверзлось и грянул ливень с порывистым ветром, ветки молодых деревьев и кустарников хлестали Глеба по лицу, но он ни на минуту не сбавлял темпа. Дуб был окутан белой дымкой, значит, портал открыт, это на мгновение вызвало радость в его сердце, а лицо озарила скупая улыбка, правой рукой он на бегу дотронулся до огромного выжженного «входа» в дуб, чтобы со всего размаху не врезаться в него, после чего наконец скрылся внутри.

Через мгновение пули градом затрещали по дубу, отстреливая щепки с корой, весь дуб заискрился, излучая синие молнии, и светился, как новогодняя елка в праздничной иллюминации. Немцы с полным недоумением наблюдали за этим непонятным явлением и не сразу решились ворваться внутрь.

В это самое время находившиеся внутри Глеб с Ромой встретились взглядом со своими преследователями, их разделяла тонкая, прозрачная завеса, испускающая электрические разряды, а потом все закружилось, завертелось, будто на огромных каруселях, накрыло густым белым туманом, и парни отключились.

Очнувшись, Глеб открыл глаза и медленно, словно спросонья, обвел взглядом выжженную полость дуба: ничего больше не кружилось, царила полная тишина, на улице было солнечно, Рома лежал на земле все еще в отключке. Лишь тонкая струйка алой крови медленно сочилась из его носа.

– Ром, просыпайся, – говорил Глеб тихим голосом, словно опасаясь, чтобы его никто больше не услышал, – давай, вставай, приехали.