В заповедной глуши

Валька усмехнулся в темноту за разгорающимся огнём. Поставил рядом карабин и начал стаскивать меховые сапоги. Устроил их сушиться, поставил ноги в носках на лапник. Ровное и сильное тепло лилось на него, отражалось от наве Валька усмехнулся в темноту за разгорающимся огнём. Поставил рядом карабин и начал стаскивать меховые сапоги. Устроил их сушиться, поставил ноги в носках на лапник. Ровное и сильное тепло лилось на него, отражалось от навеса и окутывало надёжным ласковым коконом. Мальчишка расстегнул полушубок и, наклонившись к рюкзаку, начал доставать из него продукты.

Из горлышка открытого термоса повалил пар, резко пахнущий смородиной, брусничным листом и летом. Валька поймал себя на том, что улыбается этому запаху. Пробормотал: "Ты совсем уже… дошёл," — и плеснул в кружку травяной чай. Положил на неспешно горящее бревно в ряд три толстеньких обрубка. Огонь пригас на время, но потом разгорелся сильнее, темнота расступилась, увеличился светлый круг. Между сугробами пролегли чёрные тени, звук горящего дерева приглушил звон ручья.

Валька неспешно жевал, глядя в пламя. Взмётывались и гасли оранжевые язычки. И в такт им появлялись и исчезали мысли. Валька ни о чём специально не думал — просто в голове всплывало то одно, то другое. Пока не возникла одна — главная — мысль.

Кто я, думал Валька. Не в смысле, что сейчас я — никто…нет. А кто я? Валька Каховский, что я такое? Раньше всё было ясно. Я был ученик, сын, товарищ, немного — художник и музыкант, и это имело смысл, имело перспективу, так сказать. Но кто я сейчас? Может быть, отец… или де ла Рош… или даже Игорь Игоревич — они могли бы объяснить. Но тогда этот вопрос не приходил в голову. А сейчас кого спросить? Михала Святославича? Он, может быть, подскажет. Но сейчас хочется разобраться самому: кто я и зачем я? Ведь должна же быть у моего существования какая-то цель? Вообще никто не живёт бесцельно. Или живут? Или не должны жить, но живут? Есть. Пить. Спать. Смеяться. Ходить в лес на охоту. Разве этого достаточно?

Валька поднял голову. Сперва глаза, привыкшие к свету костра, ничего не видели. Но потом в чёрном небе проклюнулась звезда. Ещё. Ещё… И вот уже весь небосвод над прогалиной переливается искристой тканью.

Тихо отставив кружку, Валька прилёг на спину, устроив голову на лапнике. "La Petite Fille De La Mer, — подумал он, глядя на эти звёзды. И вспомнил эту музыку — исполнение Vangelis. — Как будто звёзды медленно переливаются в чёрном небе. Как сейчас… Если мама и отец погибнут, — он сделал над собой усилие, чтобы додумать эту мысль, — то, может быть, цель моей жизни — месть? Витька, наверное, и не думает об этом. Впервые за столько лет он живёт по-человечески — ему этого достаточно. Он, наверное, уже забыл про тот разговор на сеновале, в мае… Но мне?.."