В зеркале сатиры

И с некоторых пор поздний посетитель Диогенова стал завсегдатаем читального зала публичной библиотеки. Он интересовался только районными газетами. С утра брал груду подшивок и сидел за столиком до позднего вечера, делая какие-то выписки. Работал он планомерно, по заранее выработанной системе. Вооружившись административным справочником, сначала выписал все районы европейской части СССР, а потом постепенно переходил на восток.

Две с половиной тысячи газет, сотни тонн пропущенной через типографские станки бумаги. Что же выискивал Шок в этом безбрежном газетном океане? Если бы кто-нибудь понаблюдал за аккуратным посетителем читального зала, он непременно обратил бы внимание, что Шок, развернув очередной номер газеты, интересовался только его последней страницей. А здесь его внимание привлекало лишь небольшое объявление в траурной рамке. Например, такое:

«Райком КПСС и Исполком районного Совета с прискорбием сообщают о безвременной кончине заведующего автодорожным отделом Исполкома Ивана Петровича Стеценко, последовавшей после тяжелой и продолжительной болезни».

Шок тщательно выписывал это печальное известие и адрес редакции. За полный рабочий день, прерываемый лишь коротким визитом в библиотечный буфет, где Шок выпивал бутылку кефира, ему удавалось выудить из подшивок до двадцати подобных извещений.

Незадолго до закрытия библиотеки Шок сдавал подшивки и, засунув толстую общую тетрадь в портфель, уходил домой. Там и протекала его настоящая работа. Шок писал сочувственные письма.

«Дорогие товарищи! — обращался он к неведомым ему сотрудникам районной газеты. — Случайно я узнал о том, что безжалостная смерть вырвала из наших рядов незабвенного Ивана Петровича. Может быть, он никогда не говорил об этом, но пламенные комсомольские годы мы провели с ним рядом, плечом к плечу. Замечательный человек, прекрасный работник, он всегда был для меня примером принципиальности, верности долгу гражданина и коммуниста.

О время, время! Как неудержимо катит оно свои бесшумные волны, смывая в Лету бойцов и героев! Я перебираю в памяти мельчайшие подробности наших редких встреч и плачу или печально улыбаюсь. Да, вот одна такая смешная подробность: встретились мы с Иваном Петровичем случайно в поезде. Я возвращался из госпиталя, а он ехал куда-то по служебным делам. Что-то произошло у Ивана Петровича в дороге, и он занял у меня 25 рублей. Сумма пустячная, и мой друг, вероятно, забыл о ней, а мне не хотелось напоминать. Грустно сознавать, но так вот мы и уходим с неоплаченными большими и малыми долгами перед жизнью.

Передайте мое искреннее сочувствие семье. Павел Лаврентьевич Шок, инвалид 1-й группы. Москва, 22-е почтовое отделение, до востребования».

Как, вероятно, догадался читатель, стиль своего письма Павел Лаврентьевич заимствовал из древних, сохранившихся у него учебников коммерческого училища, где приводились образцы переписки по разным поводам — радостным и печальным.

Прошло около месяца после отправки первого письма. Однажды Павел Лаврентьевич зашел на почту и протянул паспорт в окошечко, над которым была прикреплена табличка: «Корреспонденция до востребования».

— Мне должен быть денежный перевод.

— Есть, — сказала девушка и протянула извещение.

На корешке перевода было несколько строк, написанных аккуратной женской рукой.

«Дорогой Павел Лаврентьевич! — писала вдова. — Благодарю вас за сердечное сочувствие. Посылаю сумму, которую задолжал вам мой покойный муж».

Выйдя из почты, Павел Лаврентьевич порвал корешок переводного бланка на мелкие кусочки и бросил в уличную урну. Душа его ликовала: получилось так, как и предсказывал ему Теоретик. В первые дни люди переживают обрушившееся на них горе особенно остро и потому не могут мыслить рационалистически. Стремление воздать должное памяти любимого человека затмевает у них все другие соображения.

И потом Павел Лаврентьевич вообще ничем не рисковал. Что он сообщал в письме, на какие конкретные факты ссылался? Пламенные комсомольские годы? Но какой же ответственный районный работник не пережил их? Случайная встреча в поезде? А мало ли их бывает у каждого? Иногда не видишь человека долгие годы — и вдруг оказываешься с ним в одном купе. Важную роль, несомненно, играла и подпись. Ведь каждый должен понимать, что двадцать пять рублей для инвалида 1-й группы совсем не пустячная сумма!

Визиты в другие почтовые отделения тоже оказались не безуспешными. К вечеру боковой карман пиджака Павла Лаврентьевича заметно оттопырился. Первый улов составил 325 рублей. Теперь постоянный посетитель библиотеки мог позволить себе приятное приложение к кефиру в виде мягкой булочки, начиненной изюмом и обсыпанной маком.

Отработав однажды «болванку» сочувственного письма, Павел Лаврентьевич ее и придерживался. Варьировались лишь обстоятельства, при которых он оказался кредитором ныне покойных Федоров Артемьевичей, Петров Кузьмичей и Михайлов Михайловичей.

Павел Лаврентьевич писал: