— Что смотришь на меня, как на красну девицу? Больше ешь — тебе побеждать
надо, — бросил он мне грубовато. Потом улыбнулся: — Вот победишь, на тебя тоже
будут так смотреть. Ещё надоест.
На железной дороге первые 20-30 минут пассажиры обычно молчат. Считается, что
первую половину дороги они думают о том, что оставили, вторую — что их ждёт. Лица у
всех грустные и весёлые, замкнутые и открытые.
Я вынул красную книжечку — советский заграничный паспорт. Там были указаны
мои приметы: рост 180 см, брюнет, глаза серые, уши неопределённые. "Уши
неопределённые"... Наверно, это существенная деталь.
Мы пересекли границу с Польшей. На каждой станции наш поезд встречали
блестящие офицеры в четырёхугольных конфедератках. Крестьяне долго стояли с
непокрытыми головами в знак молчаливого приветствия.
Началась Германия с её лесистыми равнинами, широкими автострадами, тесно
прилегающими к железнодорожному полотну огородами.
Со зловещим грохотом мчались мимо нас эшелоны с танками и орудиями, часто
можно было видеть аэродромы. Гитлеровская Германия дышала уже по-военному.
Из купе мы почти не выходили. В тамбуре сменяли друг друга люди, не спускавшие
с нас глаз.
В Берлине была сделана двухчасовая остановка. Мы ждали поезд на Брюссель.
Огромный вокзал почти пустовал. Всюду виднелись свастики — на книгах, знамёнах,
газетах, стенах.
Мы устали. Хотелось спать. А спальных вагонов в Европе почти не было.
Установили очередь — каждому предоставлялась возможность поспать лежа не более
часа. Кто был ростом поменьше, умудрялись прилечь на багажные полки, привязав себя
ремнями.
Всё изменилось с момента пересадки на поезд "Бельгийской железнодорожной
компании". Весёлые, добродушные люди улыбались нам, не зная, как ещё можно
выразить своё гостеприимство.
— К вам огромный интерес. Вас с нетерпением ждут. Вы увидите, что будет
делаться на вокзале, — с удовольствием говорил нам переводчик, он же фоторепортёр.
Действительно, то, что мы увидели, запомнилось на всю жизнь.
Первыми к нам бросились спортсмены республиканской Испании. В те дни на
испанской земле свобода и демократия давали первый открытый бой фашизму. Наша
страна оказывала огромную помощь героическим солдатам Республики, боровшимся
против фашистских орд генерала Франко, вооружённых Гитлером и Муссолини. Тысячи
испанских детей нашли тогда приют и вторую родину в Советском Союзе. Вот почему 300
смуглых юношей и девушек в пилотках, пожимая нам руки, плакали.
На вокзалах скольких городов мира мне ещё пришлось побывать впоследствии — не
перечесть. Но те встречи не забудутся никогда. И не только потому, что это был мой
первый выезд за границу, но и потому, что тогда было очень тревожное время.
Движение на улицах приостановили. Докеры, рабочие химических заводов,
прядильщицы знаменитой текстильной фабрики — многотысячная улыбавшаяся толпа
провожала нас до гостиницы "Авенир". С помощью полиции мы еле протолкались к
дверям. Толпа не расходилась. Мы появились на балконах, и приветствовали нас сотни
поднятых рук.
Нас предупредили, что соревнования начнутся утром следующего дня. Это
оказалось неприятной новостью. Особенно для тех, кому нужно было согнать вес.
Медицинских весов в гостинице не имелось. Мы отправились искать их в аптеку. Её
владелец, до революции бывавший в Одессе по своим торговым делам, охотно закрыл
своё заведение и предоставил нам возможность пользоваться своими весами ровно
столько времени, сколько будет необходимо.
Ужинали мы в ресторане "Авенир". Хозяин, предвкушая удовольствие, которое он
нам доставит, объявил по-русски, что сейчас выступит "русский цыганский хор с
танцами".
На эстраду вышли цыгане. Пожилая цыганка со вздувшимися на шее жилами
затянула "Очи чёрные". Начались цыганские пляски, потом появился парень с гармошкой,
в русской рубашке и сапогах. Несмотря на то, что всё было примитивно, сюрприз хозяина
удался.
Жители Антверпена называют свой город маленьким Парижем. Позже я убедился,
что эти два города не имеют ничего общего. Но тогда этот обычный международный порт
с положенным количеством памятников и световых реклам показался мне экзотичным и
сказочным.
Наш отель находился неподалёку от порта. В тёплых водах Шельды размеренно
покачивались на волнах лодки, чернели силуэты судов. В портовых кафе, расположенных
вдоль берега, покуривая трубки, сидели моряки всех национальностей и цветов кожи. Не
замолкала музыка, где-то занималась негромкая песня, звенели стаканы, билась посуда —
матросы веселились.
В гостинице нас ожидало зрелище, вызвавшее улыбку и сочувствие. Наши
сгонщики, так и не найдя бани, где они могли бы попариться, наполнили ванную горячей
водой и, завернувшись в простыни, сгоняли вес.
Муки Попова, Шатова и других были оправданы. В 8 часов утра судья зафиксировал
в протоколе их вес, соответствовавший той весовой категории, которая была указана в
заявке. Теперь каждого из нас волновало другое: сохранились ли силы после трёхдневного
переезда в неудобных вагонах? Да и время проведения соревнований могло привести к
неожиданностям: у нас утром соревнования никогда не устраивались.