В жизни и спорте

В Олимпиаде кроме советских спортсменов принимали участие команды рабочих-

спортсменов Швеции, Норвегии, Чехословакии, Польши, Франции, Финляндии,

Швейцарии и других стран.

Наша команда не имела себе равных. В каждом движении мы обходили соперников

на 10-15 кг. Самым неприступным оказался Георгий Попов. В рывке одной и двумя

руками и в толчке он превысил результаты всех иностранных спортсменов.

Мне удалось показать высокие результаты: в рывке двумя руками — 120 кг, в рывке

одной — 95 кг, в толчке двумя — 155 кг и в толчке одной — 11О кг.

Мы видели, что зрителям нравится наша спокойная, уверенная работа, чёткость

выполнения движений, воля к победе. Нас приветствовали бурей аплодисментов.

Щёлкали фотоаппараты, художники рисовали шаржи, чтобы на следующий день

поместить их в газетах и журналах.

"Русским необходимо участвовать в мировых первенствах. Там они обязательно

выиграют", — написал английский спортивный обозреватель.

Световая реклама на одной из улиц напоминала о том, что 2 августа в городе

состоится торжественный парад победителей. Ниже помещались наши фотографии. Я

долго стоял возле витрины. Впервые в жизни увидеть на улице далёкого от Родины города

свою фотографию... Я рассматривал себя, как будто никогда не видел.

Правда, парад и торжественный вечер, где должны были вручать медали, не

состоялись: руководители и оргкомитет Олимпиады рассорились и разъехались, не

закончив её.

Мы уезжали. Город вывесил флаги. На тротуарах стояли толпы людей. Нас здесь

признали и полюбили. Это, пожалуй, и было самым главным. Тогда мы ещё не понимали

этого до конца.

Глава 2

Город, который принадлежит всем

4 августа 1937 года. Почти 37 лет прошло с того дня, но я буду помнить его всегда.

В этот день я впервые увидел Париж.

Сколько городов я видел на своём веку! Есть города, которые вызывают интерес и

любопытство, есть города, которые настораживают; города, которые располагают к

хорошему настроению, и города, которые вызывают грусть... Города как люди...

Любые слова о Париже жалки и невыразительны. Находясь в Париже в первый раз,

хочется молчать и думать, думать.

Париж многолик. Он и шумный, он и по-средневековому спокойный, он весёлый и

чуть грустно-ироничный, он героический и легкомысленный, он очень современный и

очень архаичный. Город, постоянно о чём-то напоминающий. Проходишь под вечерними

фонарями площади Согласия, где проходили когда-то герои Бальзака. Заходишь в

ресторан и оказывается, что ты сидишь за столом, за которым собирались якобинцы. А

может быть, на этом самом стуле сидел Робеспьер? Во всяком случае, так говорит тебе

хозяин. И хочется в это верить.

Мне был 21 год. В этом возрасте впечатления, — особенно от увиденного впервые,

— глубоки и незабываемы. Я влюбился в город, где было так много света, веселья,

красивых девушек и цветов. Казалось, весь Париж пронизан ароматом фиалок, расцвечен

тюльпанами.

А неподалёку от Эйфелевой башни возносили в солнечное небо молот и серп

стальные фигуры рабочего и колхозницы у советского павильона на Всемирной выставке.

Париж принимал гостей. В одном из крупнейших театральных залов давал свои

спектакли МХАТ. На афишах появились имена выдающихся советских актёров —

Качалова, Москвина, Тарасовой. На аэродроме собрались тысячи парижан, чтобы

приветствовать героев воздушных трасс Михаила Громова, Сергея Данилина, Андрея

Юмашева, только что совершивших беспосадочный перелёт из Москвы через Северный

полюс в Америку. Париж со свойственной ему экспрессивностью не просто принимал

русских — Париж восхищался.

Это было время, когда за границей ещё верили в смехотворные выдумки

буржуазной пропаганды. Например, перед приездом нашей делегации в прессе серьёзно

дебатировались вопросы: сбреют ли русские свои дремучие бороды? Не будут ли под

видом штанг и прочего инвентаря завезены бомбы и адские машины? Привезут ли силачи

трехведёрный самовар из Москвы?

"МХАТ — единственный театр в России, куда согнали лучших актёров со всей

страны", — сообщала одна газета.

"Ивана Поддубного заставляют есть одну только конину", — информировала

другая.

"В случае неудачи советским спортсменам угрожает расстрел", — пыталась

перещеголять их третья.

Так продолжалось несколько дней. Потом Париж узнал правду. Сотни тысяч

парижан побывали на нашей выставке и увидели игру Качалова, Москвина, выступления

спортсменов.

Находясь дома, мы обычно привыкаем ко всему, что нас окружает, к тому, чем мы

живём каждый день. Но тогда... Впервые в жизни я испытал чувство счастливейшего

человека, который, попав за границу, слышит слово похвалы своему народу. Это чувство я

испытывал ровно столько раз, сколько бывал за границей.

Весёлый, беззаботный Париж сиял миллионами ослепительных улыбок, в то время

как из-за границы своими жестокими, холодными глазами в него всматривался Берлин,

уже заранее опутывая паутиной шпионажа и измены.

В кинотеатре где-то в районе площади Согласия мы смотрели фильм. Перед

началом показывали немецкую кинохронику — парад в Мюнхене. Глухо звучали

барабаны, и на огромном каменном плацу чеканили "гусиный шаг" полки СС и вермахта.