В жизни и спорте

в подобных случаях. За пять дней температуру сбили, но слабость побороть сразу не

удалось.

До соревнований оставалось 10 дней. Пятидневный недуг следовало одолеть

разумным режимом, питанием, восстановительной тренировкой. Нужно было ехать. Пусть

даже ожидался проигрыш, всё равно это становилось ещё одной ступенью в спортивной

борьбе.

Пожалуй, ни одно путешествие в поезде за всю мою жизнь не было таким, как тогда.

Нельзя было упускать ни одного часа тренировки. А путь был долгим. Утром в

прохладном тамбуре я упражнялся с резиной, прыгал, отжимался. На больших остановках

бежал на привокзальную площадь и разминался там, насколько это позволяли время и

условия. "Тебя бы на поле, да в плуг", — говорила проводница, которую я, вероятно,

раздражал.

Поезд шёл на юг. Я вновь чувствовал себя сильным.

Тяжеловесы всегда завершают соревнования. Они ждут и волнуются больше всех.

Они переживают удачи и поражения товарищей. А ведь и себя нужно беречь. Разговоры,

разговоры без конца и всё об одном — о соревнованиях и противниках. Тяжело. Нервы и

без этого на пределе. Порой удивляешься, как выдерживаешь всё это. Пожалуй, ни один

журналист не сможет описать данное состояние, передать сложное движение души и

мыслей человека, ожидающего поединок, — сие очень сложно. Это нужно пережить

самому.

Гостиница. Я сидел один в комнате. Был вечер. Сквозь приоткрытые жалюзи падал

тусклый свет. Все были на соревнованиях. Но одному тоже плохо. На дворе кричали:

"Мацони, мацони!" Это продавцы простокваши, любопытные люди, как, впрочем, и все

здесь на Кавказе. Я сделал лёгкую разминку. Всё время казалось, что сил мало. Я просто

физически чувствовал, как они уходят из тела. Затем вдруг начал громко петь. Совсем как

в детстве, чтобы не бояться. И, конечно, всё время думал об Амбарцумяне.

Днём я видел его. Он стоял у гостиницы в окружении шумных болельщиков и своих

друзей. Я поздоровался с ним и почувствовал, что краснею. Что это — трусость?

Амбарцумян буквально гипнотизировал меня. Он был силён и имел невиданную

популярность, уважение судей. Он был авторитетом. Победить его было тяжело. Но

больший результат был у меня! В конце концов и я силён! Да, я силён, силён!

Соревнования — это праздник, и нужно было готовиться к нему с радостью. К чёрту

психологический "вакуум", нужно идти к товарищам.

На помосте я увидел Попова. Это был поистине его Большой день. В

дополнительном подходе он зафиксировал в рывке новый мировой рекорд — 106,1 кг. С

тех пор прошла уже четверть века, но такого совершенного движения в стиле "низкий сед"

я не видел больше ни разу. Его поразительная энергия, чисто "поповское" упорство ещё

больше раскрылись в толчке: новый рекорд — 126 кг.

Шатов толкнул 130 кг и в рывке показал 107,5 кг.

Я так увлёкся спортивной борьбой Попова и Шатова, что забыл о самом себе.

Возвращаясь в гостиницу, я был уже спокоен.

...Борьба началась с неожиданностей. Петров показал в жиме 117,5 кг, я — 112,5 кг,

Амбарцумян — 115 кг. Для Амбарцумяна это было очень мало. Он явно нервничал.

Начался рывок. Я поднял 117,5 кг, Петров — 112,5 кг, Амбарцумян остановился

только на... 110 кг. Я ничего не понимал: что происходит с Амбарцумяном? Теперь для

меня представлял угрозу лишь Петров — человек "крутого склада и огромных мышц, в

которых дремлет сила предков", — так написали о нём грузинские газеты. Я смотрел на

Петрова и впервые по-настоящему понимал, насколько он опасен.

Все мы толкнули по 145 кг. Я еле ушёл с помоста: острая боль пронзила кисть

правой руки. Кисть заметно вздулась. Потянул. Этого ещё не хватало...

— Картонную повязку, — приказал Попов, как профессор, ведущий операцию.

Неужели срыв? Нужно терпеть. Судьба преподносила исключительный случай стать

чемпионом. Несколько секунд терпения могли принести победу.

В зале повисла тишина. Накал борьбы заставил даже темпераментных грузин сидеть

неподвижно. Кто: Амбарцумян? Куценко? Петров? 150 кг. Амбарцумян и Петров

оказались не в силах одолеть их. А я зафиксировал этот вес!

Я стал абсолютным чемпионом страны. Обнял Попова и Шепелянского. Это они

гнали меня к помосту. Не будь их... А впрочем, зачем сейчас об этом думать? В

дальнейшем я не раз убеждался, что тренером хороших атлетов должен быть человек

хладнокровный и мужественный. Только он имеет право готовить спортсмена к поединку.

Ни одним жестом, ни одной фразой, интонацией голоса не должен он показать, что

переживает или сомневается. Такими и были Георгий Попов и Яков Шепелянский.

Советская спортивная делегация готовилась к III Рабочей олимпиаде. В Антверпен

должен был поехать один из нас — либо я, либо Амбарцумян. Ведь победа моя могла

быть случайной.

Опять начались усиленные тренировки в Москве. Опять рядом в зале был

Амбарцумян. По программе четырёхборья (рывок одной и двумя руками, толчок одной и

двумя) я победил Амбарцумяна и Петрова и заработал пропуск в Антверпен. Меня

поздравил прославленный лётчик Анатолий Серов — герой испанских сражений.

За день до выезда мы увидели Валерия Чкалова. Я, как школьник, смотрел на него.

Он, по всей вероятности, заметил это.